Чародей без башни

Проскочив пять ярусов, ноги летели сами по себе, не касаясь ступеней, он нарвал лиловых колокольчиков и бесшумно пробрался под окно Мары. Её флигель выдавался уступом над широким балконом. На подоконнике тянулись к свету, только-только пробивающемуся через мрачные тучи, цветы в горшках, а над острым конусом башенки безмолвно покачивался золоченый флюгер с улыбающейся гарпией.

Синдибум открыл коробку, пересчитав клыкастых жаб. На него смотрели сорок немигающих глаз. И без того пупырчатые бледно-зелёные тельца покрывали ржаные наросты и вздувшиеся бородавки. А из огромных, угрюмо сжатых ртов выпирали тонкие, кривые клыки.

– Вас ждёт праздничное угощение, – пообещал Арий.

Жабы надменно сощурились и даже не квакнули в ответ.

Синдибум прокашлялся и затянул:

– Тебя так люблю, что ночами не сплю,

Лежу, как в бреду, и уснуть не могу,

Тоскуя, бреду – бубу, дудуду, к флигелю, ай-люлю.

Ты хоть понемногу, развей мою тревогу.

Он недовольно зыркнул на жаб, и они надули щёки, запев неожиданно чистыми, мелодичными голосами:

– Твоё имя, Мара, любимое моё!

Оно самое-пресамое любимое моё!

Выходи же, Мара, с рассветом на порог!

Для любви, для нашей, не нужен ведь предлог!

Тучи расползлись в стороны, и под звон колокольни башню осветили ласковые лучи солнца. Проскользнув через стёкла по комнате заскакали солнечные зайчики, поглаживая мягкими лапками рассыпанные по подушке рыжие волосы.

Она уже не спала. Вчерашний вечер казался далёким и нереальным. А её собственные слова, сказанные сгоряча, чужими и беспощадными. Будь они неладны, эти линии судьбы, не дающие ей покоя уже много-много лет. Кто у неё ещё есть кроме Ария? Родителей давно не стало, а тётку-опекуншу интересовали только омолаживающие зелья и светские сплетни. Они и разговаривали-то не каждый день, хоть и жили под одной крышей. Исчезни Мара, так тётка не сразу и схватится. Подумаешь домой не пришла, взрослая уже, сама разберётся.

Синдибум нетерпеливо прохаживался под окном, закрыв коробку с жабами. Клыкастые уродцы недовольно квакали, но ему было всё равно. Под чёрной шляпой уже собирались зловещие тучи, обсыпая голову градом самых отвратительных мыслей. Жить наперекор всему и всем – невыносимо. Пройдёт несколько минут, и стажёрка выйдет из дома. Может быть, даже улыбнётся, извиняясь, а ему уже хочется высказать ей всё, что накипело, и убежать сломя голову прочь.

Мара собралась только через полчаса, когда Арий, сквозь зубы, переругиваясь с жабами, дошёл до угроз отправить их в суп.

– Благого дня! – пожелала стажёрка, нервно сцепив пальцы.

– Тебе тоже, – проворчал Синдибум, протягивая букет колокольчиков.

Она взяла его под руку, утянув в угол балкона.

– Мне нельзя рассказывать про то, что должно случиться, – опустив глаза, проговорила она. – Но я больше не выдержу. Среди всех линий судьбы… – Мара запнулась. – Нет ни одной, даже самой тоненькой, где бы мы были вместе. Везде, даже в самом дальнем углу долины за бесконечным лесом.

Она вздохнула, покосившись на его непроницаемое лицо.

– Я не хочу верить, но…

Арий встряхнул коробку, чтобы жабы прекратили квакать и умоляюще взглянул на неё.

– Но, чтобы я ни делала… Как ни хотела… Нам не быть вместе.

Она облокотилась на перила, и букет, выскользнув из рук, кружась, полетел вниз. Колокольчики жалобно звенели, раскрыв бутоны, но холодный ветер безжалостно растрепал их и унёс к колючим веткам деревьев.

– Значит, покоримся судьбе? – еле слышно спросил Синдибум.

Даже клокочущая внутри злоба не могла прорваться через выросшую стену отчаяния.

– Не знаю, – пробормотала Мара, сгорбившись. – Разве можно противостоять высшей магии?

– Только этим и занимаюсь, – буркнул Арий, разглядывая трещину на парапете.

– А я не умею.

Он хотел ответить: «Я тебя научу», но его собственное Злыстное время, тикающее под чёрной шляпой, взяло верх.

– Чтобы научиться, надо этого хотеть! – резко бросил он и напомнил: – За тобой такие женихи ухаживают. Найдешь волосатого, молчаливого, скромного и сносного во всех отношениях! Со здоровенным золотым свитком!

– Аренька, пожалуйста…

– Арий! – надменно перебил он и, перевернув коробку кверху ногами, так что жабы забились об стенки и горестно заквакали, пошёл к лестнице.

– Ты не понимаешь! Настоящий волшебник поступает правильно, потому что видит все линии судьбы и выбирает самую верную…

Ступени вылетали из-под ног, в ужасе отскакивая за спину. Синдибум топал и грохотал, так что оборачивались редкие прохожие. Им-то хорошо, у них Благое время, а у него всё наперекосяк. Как будто Дырявая башня наклонилась, а он упал и разбился, но даже его личная смерть лишь покачала головой и, вздыхая, побрела прочь. Какая бесполезная, никчемная жизнь. Проклятая злысть пробирающаяся всё глубже и глубже в душу, только подливала масло в огонь: «Она тебя никогда не любила. Уже небось сошлась с кем-нибудь из высших. У неё всегда только это и было на уме».

Арий дошёл до лавки и толкнул дверь: «За-Хо-Ди-Те к Нам Ско-Рей»!

– Чтобы у тебя петли поотрывались, – пожелал он, и со всей силы грохнул, так что задрожали стены, а на полках запрыгали реликвии.