Он вглядывался в меня, словно пытаясь прочитать мои мысли. Его мозги лихорадочно расшифровывали мою обмолвку.
– Вы хотели мне что-то сказать, но передумали. А мне кажется, я должен это знать, иначе у меня возникнут проблемы.
– Давайте, я выколочу из него признание, – пообещал Билли.
– Нет, будет быстрее, если я сам догадаюсь, в чем дело. Итак, наверное, вам что-то не понравилось в способе загрузки самолета? Ну конечно, мой мальчик, вы хорошо знаете, как надо загружать самолеты. – Ярдман встал и щелкнул пальцами. – Верно! Тяжелый ящик не на месте. Билли, передвинь кобыл в передние боксы, ящик поставь на место предпоследнего, а последние пусть остаются как есть.
– Что же мне, передвигать всех лошадей? – недовольно переспросил Билли.
– Именно. Главное – центр тяжести, мой мальчик, верно? – Ярдман быстро улыбнулся, довольный своей догадливостью.
Если я только дам ему малейший повод заподозрить, что Габриэлла жива, то… Билли подошел ко мне и уставился с мерзкой самодовольной улыбкой.
– Погоди еще чуть-чуть, – сказал он. – Скоро мы с тобой потолкуем.
– Сначала загрузите самолет, – напомнил ему Ярдман. – Нам надо отправить грузовики обратно как можно скорее. Ты будешь развлекаться, когда я поеду за пилотом. Но чтобы к моему возвращению его не было в живых.
– Ладно, – буркнул Билли. Он ушел вместе с Альфом, водителем и Джузеппе, и я услышал, как грузовик снова поехал, очевидно к самолету.
– Какой еще пилот? – спросил Раус-Уилер.
– Мой дорогой друг, – отозвался Ярдман, и в голосе его послышались усталость и насмешка. – Да будет вам известно, что без пилота самолет не полетит.
– Зачем же вы застрелили того пилота? Он бы отвез нас куда угодно…
– Никуда он нас не переправил бы, – вздохнул Ярдман, – разве что Билли продолжал бы постреливать в нашего молодого друга. И вообще, независимо от того, как мы с Билли будем добираться обратно, согласитесь, что было бы неудобно убивать пилота в вашей новой стране. Гораздо лучше это сделать тут. Спокойнее.
– А вообще, где мы? – спросил Раус-Уилер.
Что и говорить, неплохой вопрос.
– На частном аэродроме. Один пожилой аристократ время от времени позволяет нам им пользоваться.
Пожилой аристократ. В голосе Ярдмана была сильная ирония.
– Традиционный шантаж? – осведомился я. – Засняли в постели, где ему вовсе не следовало бы находиться?
– Нет-нет, – как-то неубедительно возразил Ярдман.
– О чем он говорит? – сердито поинтересовался Раус-Уилер.
– Я говорю о методах, которыми пользуются ваши новые друзья, – пояснил я. – Если им не удается завербовать таких, как вы, с помощью одурачивания, они идут на шантаж или запугивание – в зависимости от обстоятельств.
– Но меня никто не одурачивал! – обиделся Раус-Уилер.
– Ерунда, – сказал я. – Вы для них простачок.
– Хватит, – сказал Ярдман, приблизившись на три шага ко мне. В его голосе впервые послышался гнев.
– А почему? – удивился я. – Что мне терять?
Очки Ярдмана сверкнули под лампой, а Раус-Уилер с праведным негодованием в голосе сказал:
– Он пытался уговорить меня освободить его. Но я, разумеется, отказался.
– Но чуть было не освободили, – напомнил я. – Ваше непомерное самомнение делает вас весьма уязвимым.
Ярдман выслушал это, поджав губы, и сказал:
– Мне надо к самолету, мистер Раус-Уилер, и вам имеет смысл пойти со мной.
– Но я же его не освободил, – пробормотал тот, словно получивший нагоняй школьник.
– И тем не менее, – отрезал Ярдман.
Присев возле меня, он проверил крепость цепей. Увы, с ними был полный порядок.
– У вас такой кроткий вид, мой мальчик, – сказал он мне в самое ухо, – но внешность обманчива.
Они ушли, а я остался один. Как завороженный я глядел на «чесну», которая была так близко. Но Ярдман на этот раз не оставил мне шансов. Железный столб был у основания зацементирован, а цепи нельзя было перетереть. Как я ни пытался вытащить из них руки, ничего у меня не вышло. Мое время было на исходе. И вопросов больше не было. Особой радости в том, что я знал ответы, не возникало. Еще немного, и я вообще обо всем забуду навсегда. Об этом я тоже подумал. Я не верил в жизнь после смерти. Смерть – это финиш. Во время скачек при падениях я, случалось, терял сознание. Смерть была нокаутом, после которого ты уже не приходишь в себя. Признаться, я не очень ее боялся. Как, впрочем, и прежде. Наверное, все дело в недостатке воображения, в неразвитой чувствительности. Но мне было обидно уходить с пирушки так рано. Еще кое-что хотелось сделать. Мне предстояла встреча с Билли, а вот этот опыт был явно лишним. Я грустно признался себе, что зацепился бы за любой малейший предлог, чтобы избежать этого общения.
В ангар вошел Альф, прошел к стойке и взял лопату. Я ему крикнул, но он не услышал и удалился столь же целеустремленно, как и вошел.
Минуты шли. Я думал о Габриэлле. О живой и здоровой Габриэлле. Ее напускная суровость – лишь фасад, за которым теплота и жизненная сила. Девушка на все времена. Точнее, на то, что мне от них осталось.