Будущее ностальгии

Действительно, Городской дворец занимает центральное место в истории Берлина. Он был построен на месте крепости XV века, основанной здесь курфюрстом Фридрихом II в 1443–1451 годах[466]. Перестройка средневекового замка во Дворец ознаменовала конец Тридцатилетней войны (1618–1648), начало мирной эпохи и относительного процветания, культурного развития и религиозной терпимости[467]. Дворец, построенный архитектором Андреасом Шлютером[468], считался шедевром архитектуры барокко и стал прусской версией Лувра[469]. После того как Фридрих III удостоился титула короля Пруссии, дворец стал королевской резиденцией — и оставался в этом качестве вплоть до революции 1918 года, которая положила конец монархическому правлению. С 1918 года он стал музеем[470].

Гитлер не использовал Дворец и по большому счету не ценил его «негерманскую» архитектуру. Дворец был частично разрушен во время бомбардировок союзников, но, вопреки официальным восточногерманским докладам, не превратился в непригодную для использования руину или просто остов старого здания: разрушенному Городскому дворцу было найдено новое применение — с 1945 по 1948 год он функционировал в качестве основного выставочного пространства для произведений, считавшихся «дегенеративным искусством» в нацистской Германии, для выставок зарубежного искусства и творчества беженцев, уехавших от нацистского режима. Директор довоенного музея, уволенный нацистами, был приглашен для организации ряда выставок[471].

С провозглашением ГДР Дворец был закрыт. Если Гитлер рассматривал его как «прусский» и «не-немецкий», то Вальтер Ульбрихт[472] видел в Берлинском дворце воплощение прусского милитаризма и в конечном итоге — фашизма. Разрушенный музей приобрел статус врага народа и превратился в символ монархии, не существовавшей с 1918 года. В 1950 году Вальтер Ульбрихт заявил: «Наш вклад в прогресс в области архитектуры должен состоять в выражении того, что является особенностью нашей национальной культуры; площадь Люстгартен и руины Дворца должны стать площадкой для массовых демонстраций, которая будет символизировать волю к строительству и борьбе, выраженную нашим народом»[473]. Ульбрихт пожелал создать немецкую версию Красной площади и построить вместо Дворца сталинскую высотку, своего рода Дворец Советов, который Сталин мечтал построить на месте разрушенного храма Христа Спасителя. Символично, что здание должно было быть взорвано с помощью динамита, позаимствованного у русских. Ульбрихт во многом хотел превзойти Сталина. (Фактически после русской революции символические места монархической власти — Зимний дворец и Кремль — никогда не подвергались разрушению.) Ленин, Сталин и все последующие советские и постсоветские лидеры с комфортом обживали Кремль без малейших сомнений[474]. Уничтожение Берлинского дворца было эффективным, современным способом хирургического вмешательства в целях удаления следов прошлого. ГДР была объявлена нацией антифашистов; все фашисты, предположительно, остались в западном секторе. Многие дети из Восточной Германии стали думать, что их родители сражались бок о бок с Красной армией, а не с нацистами.

Потребовалось несколько недель, чтобы сравнять Городской дворец с землей. Сохранилось только несколько фрагментов, разбросанных по всему городу. Один из фасадов Дворца с балконом был сохранен по приказу Вальтера Ульбрихта, так как национальный герой ГДР Карл Либкнехт выступил здесь 9 ноября 1919 года с речью, провозгласив Германскую Социалистическую Республику. Похоже, что у Ульбрихта тоже был своеобразный фетишизм по отношению к зданию; балкон Либкнехта был сохранен и встроен в фасад здания Министерства внутренних дел ГДР[475]. Сталинскую высотку на месте разрушенного Дворца так и не построили; вместо этого площадь стала главной парковкой для излюбленных автомобилей ГДР — трабантов[476]. Только в 1970‑х годах появилась идея построить здесь модернистское здание, которое должно было стать демонстрацией восточногерманских достижений — не Королевским дворцом, а Дворцом Республики.