Читаем Будущее ностальгии полностью

Действительно, Городской дворец занимает центральное место в истории Берлина. Он был построен на месте крепости XV века, основанной здесь курфюрстом Фридрихом II в 1443–1451 годах[466]. Перестройка средневекового замка во Дворец ознаменовала конец Тридцатилетней войны (1618–1648), начало мирной эпохи и относительного процветания, культурного развития и религиозной терпимости[467]. Дворец, построенный архитектором Андреасом Шлютером[468], считался шедевром архитектуры барокко и стал прусской версией Лувра[469]. После того как Фридрих III удостоился титула короля Пруссии, дворец стал королевской резиденцией — и оставался в этом качестве вплоть до революции 1918 года, которая положила конец монархическому правлению. С 1918 года он стал музеем[470].

Гитлер не использовал Дворец и по большому счету не ценил его «негерманскую» архитектуру. Дворец был частично разрушен во время бомбардировок союзников, но, вопреки официальным восточногерманским докладам, не превратился в непригодную для использования руину или просто остов старого здания: разрушенному Городскому дворцу было найдено новое применение — с 1945 по 1948 год он функционировал в качестве основного выставочного пространства для произведений, считавшихся «дегенеративным искусством» в нацистской Германии, для выставок зарубежного искусства и творчества беженцев, уехавших от нацистского режима. Директор довоенного музея, уволенный нацистами, был приглашен для организации ряда выставок[471].

С провозглашением ГДР Дворец был закрыт. Если Гитлер рассматривал его как «прусский» и «не-немецкий», то Вальтер Ульбрихт[472] видел в Берлинском дворце воплощение прусского милитаризма и в конечном итоге — фашизма. Разрушенный музей приобрел статус врага народа и превратился в символ монархии, не существовавшей с 1918 года. В 1950 году Вальтер Ульбрихт заявил: «Наш вклад в прогресс в области архитектуры должен состоять в выражении того, что является особенностью нашей национальной культуры; площадь Люстгартен и руины Дворца должны стать площадкой для массовых демонстраций, которая будет символизировать волю к строительству и борьбе, выраженную нашим народом»[473]. Ульбрихт пожелал создать немецкую версию Красной площади и построить вместо Дворца сталинскую высотку, своего рода Дворец Советов, который Сталин мечтал построить на месте разрушенного храма Христа Спасителя. Символично, что здание должно было быть взорвано с помощью динамита, позаимствованного у русских. Ульбрихт во многом хотел превзойти Сталина. (Фактически после русской революции символические места монархической власти — Зимний дворец и Кремль — никогда не подвергались разрушению.) Ленин, Сталин и все последующие советские и постсоветские лидеры с комфортом обживали Кремль без малейших сомнений[474]. Уничтожение Берлинского дворца было эффективным, современным способом хирургического вмешательства в целях удаления следов прошлого. ГДР была объявлена нацией антифашистов; все фашисты, предположительно, остались в западном секторе. Многие дети из Восточной Германии стали думать, что их родители сражались бок о бок с Красной армией, а не с нацистами.

Потребовалось несколько недель, чтобы сравнять Городской дворец с землей. Сохранилось только несколько фрагментов, разбросанных по всему городу. Один из фасадов Дворца с балконом был сохранен по приказу Вальтера Ульбрихта, так как национальный герой ГДР Карл Либкнехт выступил здесь 9 ноября 1919 года с речью, провозгласив Германскую Социалистическую Республику. Похоже, что у Ульбрихта тоже был своеобразный фетишизм по отношению к зданию; балкон Либкнехта был сохранен и встроен в фасад здания Министерства внутренних дел ГДР[475]. Сталинскую высотку на месте разрушенного Дворца так и не построили; вместо этого площадь стала главной парковкой для излюбленных автомобилей ГДР — трабантов[476]. Только в 1970‑х годах появилась идея построить здесь модернистское здание, которое должно было стать демонстрацией восточногерманских достижений — не Королевским дворцом, а Дворцом Республики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология