Читаем Будущее ностальгии полностью

Сразу после падения стены правительство Западной Германии с христианскими демократами во главе объявило, что воссоздание Берлинского городского дворца не планируется. Вместо этого здесь будет построено новое современное здание для размещения Государственного департамента. Боннские политики, привыкшие к безликим государственным постройкам, мало интересовались новой волной историизирующих воссозданий. Тем не менее постепенно движение за воссоздание Дворца приобрело внушительный список союзников: консерваторы, мечтавшие о восстановлении чести и величия немецкой истории с красивым и не слишком скомпрометированным символом единства, бизнесмены, надеявшиеся воссоздать исторический центр Берлина (в качестве альтернативы постройкам в «американском стиле» в центре города на Потсдамской площади), а также — ведущие историки, социал-демократические политики и либеральные журналисты, которых трудно заподозрить в прямом национализме или поиске некритической версии немецкой идентичности. Будет вернее сказать, что они выстраивали сложную критику модернистских технологий и архитектуры модернизма и высказывались за сохранение городской памяти[477]. Дискуссия развивалась на стыке эстетики и политики, эмоциональных заявлений и критических доводов, что вызывало весьма подозрительное отношение со стороны сообщества профессиональных архитекторов и неожиданное оживление среди берлинцев.

Нигде в мире возвращение к историзму, будь то под видом воссоздания, сохранения или постмодернистской цитаты, не вызывает больше подозрений, чем в объединенной Германии. Воссоздание Городского дворца часто обозначали разными символическими терминами, но оно само превратилось в символ для самых разных вещей. Один из журналистов выразил получившие весьма широкое распространение опасения, что воссозданный Дворец станет «ошибочным символом государства, архитектурным произволом с правым уклоном и колоссальным стимулом для реваншистских тенденций в обществе»[478]. С другой стороны, Иоахим Фест[479] утверждает, что уничтожение Берлинского городского дворца было пробным шаром в деле установления контроля над массами: «Во всемирном противостоянии, которое существует вопреки нам, наши цели, не в последнюю очередь, состояли в том, чтобы предотвратить распространение такой формы контроля. Если разрушение Городского дворца должно было стать символом победы этой идеологии, то его воссоздание стало бы символом ее поражения»[480]. Воссоздание, таким образом, становится формой символического возмездия.

Возможен ли такой обмен символами, разрушение и реституция — в свете особой истории Германии в XX веке и наличия исторической памяти о миллионах жертв? Философ и историк архитектуры Дитер Хоффманн-Акстельм, известный как один из вдохновителей самого известного среди «музеев археологии» мрачного прошлого Берлина, «Топографии террора»[481], утверждает, что воссоздание или отказ от воссоздания Берлинского городского дворца не следует рассматривать как попытку подлатать историю, исправить которую задним числом невозможно. Более того, объект нельзя рассматривать просто как символ, а скорее — как территорию, мемориальный топос, пространство критической и рефлексирующей памяти: «Городской дворец необходим, чтобы напоминать нам о неуправляемости истории»[482].

Хоффманн-Акстельм анализирует «запрет на воссоздание Дворца», который восходит к знаменитому заявлению Карла Ясперса и определенной концепции символического обмена и жертвоприношения:

«Запрет на воссоздание, в свете того что он высказывается от имени немецкой истории, зависит, по своей природе, от своеобразной сделки: уничтожение следов Берлинского городского дворца — это то же самое, что и разделенная Германия в период до 1990 года — своего рода жертва во искупление исторической вины, груз которой мы, немцы, должны нести на себе. Объединиться и наконец восстановить Городской дворец означает как бы повернуть вспять это жертвоприношение.

Достаточно просто сформулировать эту мысль именно так, чтобы показать всю очевидность невозможности подобного подхода. Ничто из того, что было в истории Германии с 1933 по 1945 год, не может быть искуплено, о заключении каких-либо сделок тут не может быть и речи — кроме официально признанных судебных процессов, большинства из которых в любом случае удалось избежать. То, что произошло, неискупимо».

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология