Будущее ностальгии

В тот момент, когда я как участник Парада любви заскочила сюда, чтобы приобрести открытку для отправки своим друзьям — с простым посланием, что я была здесь и что вечеринка продолжается, я внезапно ощутила ностальгию по сегодняшнему дню. Я подумала, что однажды Дворец может быть воссоздан, а молодые люди с ромашками на щеках и зелеными волосами станут офисными работниками в каком-нибудь стеклянном здании на Потсдамской площади, в то время как Музей истории Берлина лишится возможности оплачивать аренду помещений, и кукольные домики ручной работы, символизирующие общее урбанистическое прошлое, канут в лету на частных чердаках.

Воспоминания, конечно, являются предметом споров. Опасно сентиментализировать разрушения или преодолевать политическое зло с помощью эмоциональных привязанностей. Лучше всего это понимаешь именно в центре Берлина, где каждый участок является полем сражения между ностальгией и устремлениями в будущее. В период между 1989 и 1999 годами Берлин был образцовым «пористым городом», который олицетворял эйфорию и волнение, связанные с переходным периодом. В 1910 году Карл Шеффлер[446] писал, что «Берлин — это город, которому суждено вечно становиться и никогда не быть» и поэтому берлинцам было предначертано быть модернистскими кочевниками, не имеющими культурных корней. В период с 1989 по 1999 год лозунг «Берлин становится» был принят на вооружение только что объединенным городом. В данном случае не имелось в виду типично модернистское забвение, а скорее — отсылка к модернизму начала XX века — как к одному из незабываемых моментов в истории города. Лозунг призывал наметить новые дорожные карты на фоне развалин и строительных площадок — на стыке между ностальгией и историей. В 1999 году бренд «Берлин становится» сменили на «Новый Берлин», к которому прилагался логотип: красно-синяя геометрическая абстракция, символизирующая раскрытые Бранденбургские ворота. Новый Берлин — это антиностальгический город, который гордо демонстрирует себя через панорамные виды из стеклянного купола отремонтированного Рейхстага. Ключевым словом нового Берлина является нормализация, а вовсе не мемориализация. Новый Берлин, впрочем, не является предметом моего исследования; меня интересует, скорее, именно Берлин-в-переходном-состоянии, пористый город, где «всегда есть новые трещины в асфальте, из которых пышно прорастает прошлое»[447]. Именно такой Берлин воплощал будущее ностальгии с ее многочисленными потенциальными версиями прошлого и гипотетическими историями.

В 1925 году молодой, а соответственно, почти неизвестный писатель-эмигрант Владимир Набоков в своем коротком рассказе «Путеводитель по Берлину» писал про выставленные напоказ «железные кишки» Берлина, о трубах, которые появились над землей, выставляя напоказ город «на ремонте», город, который еще не скрыл свои жизненно важные механизмы и инфраструктуру. Набоков читал граффити на берлинских трубах словно эстетический манифест[448]. Семьдесят лет спустя Берлин остается городом, выставляющим напоказ «железные кишки». Трубы виднеются повсюду, но теперь они окрашены в веселые пастельные тона: синий и розовый: цвета Парада любви. Трубы, фрагменты старой инфраструктуры и каркасы будущего города представляют собой все множество перспектив современного Берлина, превращая город в музей концептуального искусства. Действительно, крупные строительные площадки стали местами для временных городских фестивалей. Режиссер Даниэль Баренбойм[449] поставил на Потсдамской площади «Балет кранов» на музыку Бетховена. Руины Тахелеса, которые находятся под постоянной угрозой сноса, стали сценическими декорациями для альтернативной постановки «Волшебной флейты» Моцарта. Фундаменты разрушенного Городского дворца приютили картонную пирамиду с самой большой гостевой книгой в мире, которую сделали доступной абсолютно всем через интернет. Берлин, бывший город, окруженный стенами, и будущая столица объединенной Германии, был на протяжении почти десяти лет самым виртуальным городом в мире.