Бои местного значения

Вернувшись в роту, я обошел всех спящих и бодрствующих солдат. Многие занимались обычными будничными делами на привале: пришивали пуговицы и даже подворотнички, погоны, чистили сапоги, ботинки, брились, писали письма, смазывали после чистки оружие, готовили ротный боевой листок. Значит, они думали о завтрашнем дне, о жизни. Она занимала их думы и владела ими. Эти люди мне нравились. Они вселяли оптимизм. Мне хотелось каждого поддержать, сказать, чтобы они надеялись выжить, чтобы не думали, что последний день живут на земле, чтобы мечтали о своем счастье, каким оно представлялось им на войне. Большая половина роты после пополнения состояла из молодых ребят, девятнадцати-двадцати лет, недавно призванных в армию. Они еще не были в настоящем бою. Несколько человек из Туркмении, Казахстана и Хакасии в полк пришли немногим больше месяца. А ветеранов, пришедших с Северо-Западного, едва хватило по одному на каждый расчет. Я остановился около молодого солдата Шевченко. Знал, что он москвич, из интеллигентной семьи. Он мне сразу понравился своей сдержанностью, тихим, почти детским голосом, умным лицом. Худой, длинношеий, спал он на траве с раскрытым ртом, подложив скатку под голову. Рядом с ним лежал туркмен, плохо говоривший по-русски и никогда не бывавший до этого в России. Они воевали в одном расчете.

Я расположился в тени под деревом и тоже скоро уснул, но спать пришлось недолго. Пушечный залп стоявшей поблизости батареи разбудил меня. Весь лес наполнился громом орудийных раскатов. Батарея вела пристрелку.

Саук и Тесля лежали рядом со мною. Казак ворчал, высказывая явное неудовольствие по поводу этой стрельбы.

— Начальство не могло выбрать друге миста.

— Все занято, — отвечал ему Саук. — Или не видишь?

— Бачу. К прорыву готовимся.

— А ты откуда знаешь, стратег?

— Проще простого. Помылись, пакеты получили, фамилии написали… Значит, приготовились.

— Верно. Теперь — на абордаж.

Во второй половине дня командир батальона собрал ротных и повел к переднему краю, где нам предстояло занять боевые порядки. По дороге все кругом было заставлено батареями, изрыто окопами, однако особого движения не наблюдалось. Из окопов и траншей, из-под маскировочных сетей на нас осуждающе смотрели за то, что шли мы открыто и живо обменивались впечатлениями от увиденного. День выдался жарким, солнечным и, казалось, ничто не предвещало жестокого сражения и грохота сотен орудий, притаившихся на огневых позициях. Скоро мы подошли к неширокой речке, через которую была переброшена переправа. Справа и слева у переправы в окопах сидели саперы, готовые броситься врукопашную на защиту своего сооружения. На тихой, застывшей речной глади отражалось высокое небо, густая сочная трава подступала к воде.

— Косу бы сейчас в руки, — не вытерпел кто-то.

— А потом искупаться, — подхватил другой.

— Отставить! Не расслабляться, шире шаг, — сказал комбат. — Видите, воронки свежие. Предлагаю форсированным маршем перемахнуть на ту сторону, если не хотите переправляться вплавь с обмундированием над головой.

Позади всех шел капитан Новиков, знавший бесчисленное множество житейских и фронтовых историй, которые охотно рассказывал. Большей частью они были придуманы им в окопах и во время изнурительных переходов. Слушая его, трудно было отличить правду от вымысла, так как рассказывал он не хуже профессионального артиста. И на этот раз Новиков что-то говорил смешное новому заместителю командира батальона по политчасти, который шел с ним рядом.

— Новиков никогда не унывает, — заметил комбат.

Сразу за переправой мы повернули направо к крутому обрыву, подступавшему к реке. Наверху, в километре от этого места, проходила наша оборона. Как только мы приблизились к обрыву, над нами просвистело несколько мин, которые разорвались на противоположном берегу недалеко от переправы.

Комбат указал мне место для огневой позиции роты.

— Как по заказу, — заметил Новиков. — Под защитой такого обрыва жить можно.

— Маловата площадка для восьми минометов, — пожаловался я комбату.

— Торопись занять, а то и этой не будет! Зарывайся глубже и тяни связь наверх в траншею. Будешь со мною на НП батальона. Предстоит разведка боем. На нас выпала такая участь.

Под вечер мы вернулись в расположение. Политрук роты готовил митинг по случаю предстоящего боя. На притихшей поляне рассаживались на траве бойцы. Перед ними лежали минометы, карабины, автоматы — все то, что будет взято на солдатские плечи и понесено на передний край сразу после митинга.

Жаркий июльский день был уже на закате. Его теснили надвигавшиеся вечерние сумерки. Они несли с собою мягкую летнюю прохладу. Своей свежестью она захватывала людей, деревья, траву. Я заметил, что все как-то присмирели — не слышно было суматохи сборов, даже ротные весельчаки и балагуры замолкли. День, проведенный в лесу, настроил многих на мирный лад. На лицах угадывались грусть расставания с тихим местом, как с родным домом перед дальней дорогой.