Бои местного значения

— Им что? — говорил старшина о стрелках. — Они налегке. А наши, как верблюды, обвешаны.

Его осторожно поддержал Саук, заверяя меня, что после отдыха рота наверстает упущенное.

Я не соглашался на привал, пока не прояснится обстановка на подступах к деревне, где можно было ожидать упорное сопротивление отступающих немцев. К тому же рота и так все время отставала. Чувствовалась усталость минометчиков. Я видел, как неутомимый Тесля подходил то к одному, то к другому, взваливая на себя минометную плиту, или брал на плечо ствол, помогая тем, кто еле волочил ноги по ржаному полю, примыкавшему к деревне.

В редкой и низкой ржи росли синие васильки и красные маки, такие нежные, что к ним нельзя было прикоснуться — бархатные листики сразу опадали. Саук, шедший со мною, как мне показалось, не замечал ни маков, ни васильков, подминая их под себя.

— Красные маки, синие васильки… — произнес я невольно вслух. Саук взглянул на меня и ждал, наверное, моих дальнейших рассуждений. Он не мог открыто съязвить, но, видно, подумал: «Нашел время любоваться…»

— Вы стихи не пишете? — вдруг услышал я от него.

— Стихи? Нет. А что?

— Так… Не каждый поэт может заметить цветочки на передовой.

— Что, это плохо? — насторожился я.

— Загадка. Стихов не пишете, а цветочков не пропускаете? Женщина — ладно, куда ни шло, а мужчина, да еще на передовой…

— Не пишу, но иногда читаю. В вещмешке у меня книга стихов Тютчева.

— Все ясно, — опустил повинную голову Саук.

Что ему было ясно, я не стал спрашивать, только после этих слов мне больше не хотелось с ним говорить.

Мы подходили к деревне. Стрелковые роты с ходу ворвались в деревню и выбили немцев без нашей помощи. Над деревней полыхало пламя пожарищ — горело несколько хат и окружающих их построек. Вокруг стояли жители с ведрами. Потрескивали сухие бревна, пламя высоко в небо подымало искры и разбрасывало их по сторонам. К такому огню страшно было подойти. Минометчики и те обходили его стороной. На противоположном конце деревня оказалась забитой беженцами, которых немцы собирались угнать на запад.

Все они несли на себе, везли на повозках и тележках, на коровах домашние пожитки, несли на руках и вели за собою босоногих детишек, присмиревших, молчаливых, смотревших такими понимающими глазами на все то, что происходило вокруг них. День был жарким. Парило. Люди понуро куда-то шли, уступая нам дорогу, участливо посматривали на нас, тоже уставших, но не показывавших вида.

— Наверное, дождь будет, — сказал мне старшина в деревне, вытирая потное лицо. — Давайте перестоим у колодца минут пятнадцать, а то вон уже последние дома… Пусть хлопцы попьют холодной воды. У всех давно фляги пустые.

Я согласился со старшиной. Солдаты сразу же окружили сруб глубокого колодца и, брызгаясь, пили жадно ледяную воду, от которой ломило зубы.

К колодцу подошла пожилая женщина с девочкой на руках. За ней стоял подросток с двумя ведрами. Им очень хотелось что-то для нас сделать и поговорить с нами. Достав из колодца воды и предоставив полные ведра в распоряжение солдат, подросток приблизился ко мне и тихо, опасаясь, чтобы его не услышала бабка, сказал:

— Возьмите меня с собою.

— Куда? — так же тихо спросил я.

— В армию.

Я посмотрел на него пристально. Он это почувствовал и стремился вытянуться как можно выше. Но, несмотря на все старания, оставался все же нескладным вихрастым мальчиком с длинными руками и детским лицом. Я только вздохнул и ничего не сказал. Бабку обступили солдаты и отвечали на ее вопросы.

Откуда-то издалека послышался гул моторов. По звуку — летели стервятники.

— Становись! Быстрее, быстрее, — торопил я роту.

Гул немецких самолетов приближался. Подросток от меня не отходил.

— Шагом марш…

Надо было как можно быстрее выбраться из деревни и, рассредоточившись, уйти в лес, который виднелся сразу же за деревней. Задержка в деревне и так увеличила разрыв с батальоном.

— Ну! Ну! Поехали, — подгонял старшина Бочкарников лошадей, запряженных в ротные повозки.

Самолеты прошли на небольшой высоте в голубой дымке неба и закружились за деревней над полем, обстреливая из пулеметов беженцев. Оттуда, доносились и разрывы бомб. Рота уже уходила от колодца. В руках у меня оставалась пустая фляга. Я взял у подростка ведро и опустил в колодец.

— Возьмете? — добивался он, помогая мне налить воду в флягу.

— Не могу. Рано тебе еще в армию. Не торопись. Успеешь.

— Что я тебе говорила? — услышала бабка наш разговор.

Маленькая девочка обхватила тонкими ручонками морщинистую бабкину шею и тоже слушала, как журила бабка своего внука за то, что он собирается их бросить. У девочки были льняные волосы и удивительно большие васильковые глаза на худеньком лице. В косички вплетены лоскуты, завязанные бантиками. Природа создала удивительно нежное существо, от которого нельзя было оторвать глаз.

Внук все еще ждал от меня ответа, надеясь на перемену своей судьбы.

— Помогай пока бабушке, — посоветовал я ему. — А там видно будет.