Читаем Бои местного значения полностью

В руках у него было письмо. Причем не обычный треугольник, а настоящий конверт — большая редкость на фронте. Это уже о чем-то говорило. Я торопливо вскрыл конверт. В нем оказалось письмо и фотокарточка Валентины. Она сидела на стуле, облокотившись на спинку, чуть склонив набок голову. В уголках губ затаилась улыбка. Долго и настойчиво я просил ее прислать фотокарточку, но она все откладывала. Теперь фотокарточка была у меня в руках. Я не мог оторваться от нее.

Не слышал я и критических замечаний Тесли, никогда не упускавшего случая высказать свое мнение, тем более о человеке, которого он видел однажды. Все время, пока я рассматривал фотографию, он с кружкой в руке, с ухмылкой в усы поглядывал на меня сбоку.

— Ничего, гладкая… И на якых такых харчах? — рассуждал Тесля, посматривая на фотокарточку. — Горяченького, товарищ старший лейтенант, — зачерпнул он из термоса чая.

Мы с Сауком пили не горячий, а теплый чай, заваренный Теслей какими-то пахучими, известными только ему травами, слушая его рассказ о последних столкновениях со старшиной из-за сапог. Он всех уверял, что по сапогам может определить, чего стоит их хозяин. Тесля весьма ревностно относился к состоянию и внешнему виду своих сапог. Они у него оказались растоптанными, потертыми, но получить у старшины новые сапоги, о которых мечтал днем и ночью Тесля, было не так просто. Старшина придирчиво осматривал каждый сапог в отдельности и только убедившись в том, что они изношены до последней степени, счастливчик получал смену. Требования Тесли выдать ему новые сапоги окончились тем, что старшина посадил его на несколько часов в узкую щель под арест за недозволенное пререкание.

— Выходит, на «губе» посидел? — сочувственно спросил Саук. — Отдохнул?

— Отдохнул… А есть такой закон — сажать в окоп?

— А куда ж тебя? Везти на гарнизонную «губу» в ближайший город?

— Ну посадыв бы в землянку, куда ни шло, а то в окоп… И часового приставьте. А шо было дальше?.. Смотрю, иде старшина мимо. Не замечае… Обращаюсь к нему как положено до уставу. Прошу, значит, разрешения задать вопрос. Разрешил. Я в окопе, только голова моя выглядае, а он вверху на бруствере. Спрашиваю: есть закон сажать в окоп? Сказал, шо он знае, шо делае, и пошел себе дальше. Я вдогонку вопрос… Погрозыв добавить за вопросы. Нема такого закона — сажать в окоп на войни. Из того окопа я воюю, можно сказать, святе мисто, а вин меня туда на «губу»… Ну, говорю, посадил бы у блиндаж, я бы хоть выспався…

— Раз старшина посадил, значит, правильно сделал! Насолил ты ему. Вот он, сообразуясь с обстановкой и местностью, упрятал тебя в окоп.

Саук и Тесля долго еще обсуждали этот случай, спорили.

Солнце поднималось выше. С одуванчика улетел шмель. Приближалось время артналета на высоту. Все было готово и у нас, на огневых позициях роты. Время тянулось медленно. Наконец раздался залп батарей артиллерийского полка за рекой. Высота окутывалась дымом. Сквозь вееры взлетавшей вверх земли и дыма мелькали огоньки разрывов. Где-то там, в огненном урагане на высоте, рвались и наши 82-миллиметровые мины. Они летели через наши головы.

По сигналу с командного пункта батальона — красной ракете — к огненному валу двинулись стрелковые роты. Поспешили и мы с Сауком. Позади нас Тесля разматывал провод. Мы поравнялись с двумя солдатами-саперами, которые, несмотря на обстрел, длинными щупами искали мины на нейтральном поле. Близкие разрывы нескольких вражеских снарядов заставили нас прямо с разбега уткнуться головами в свежую землю воронки. Тесля с телефонной катушкой упал рядом и, наверное, решив, что на этом рубеже мы остановимся, начал усердно окапываться.

— Что за земляные работы? — крикнул ему Саук.

— Вперед! — торопил я обоих.

Надо было как можно быстрее и ближе подтянуться к немецким траншеям и плотным минометным огнем закрыть подступы к высоте на случай контратаки. После стремительного броска вперед мы с Сауком прыгнули в обвалившуюся немецкую траншею. Сразу же около нас оказался Тесля с концом провода. Саук присоединил его к телефонному аппарату. Рота в это время сменила огневые позиции и тоже была рядом с высотой. Кругом грохотали разрывы. Стремительная атака ранним утром, поддержанная мощным артиллерийским налетом, сделала свое дело. Высота была наша. Откуда-то появился командир батальона с замполитом и с ходу спросил:

— Ну, как у тебя тут?

— На войне как на войне, — неожиданно пришел мне в голову бодрый ответ.

— Растешь. А нас вот накрыл…

Замполит прихрамывал. Сквозь пальцы, сжимавшие рану чуть выше локтя на правой руке, сочилась кровь.

— У кого есть бинт? — спросил комбат.

Тесля покопался в своем противогазе и протянул ему индивидуальный пакет. Комбат разрезал ножом рукав гимнастерки замполита. Тот закусил губы, опустил окровавленную руку. Комбат туго перевязал рану.

— Отправьте его в медсанбат, — сказал он.

— Никуда я не пойду, — запротестовал замполит. — Я останусь в батальоне. Рана вроде неглубокая.

— Я тебе дело говорю. Ты посмотри на себя — на кого ты похож…

Перейти на страницу:

Все книги серии Память

Лед и пепел
Лед и пепел

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

Валентин Иванович Аккуратов

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне