Бои местного значения

Марш дивизии гремел, далеко разносился по балке под высоким чистым небом, воздавая должное героическому пути дивизии, ее бесстрашным орлам, овеявшим славой боевые знамена в ожесточенных боях под Старой Руссой и за Орел.

Со свистом пронесшихся над нами два «мессершмитта» не прервали исполнения марша — никто даже не посмотрел в их сторону.

Когда кончили петь, начальник штаба объявил всем участникам хора благодарность от лица службы.

— Мы такого не видали никогда, — сказал Тихонравов словами из песни, когда рота возвращалась на свой пригорок. Там нас встречал старшина, остававшийся на хозяйстве.

— Як спивалы! — взволнованно поделился Тесля со старшиной. А потом спросил у меня: — Слышали, як я подпивав?

— Слышал. Молодец!..

По лицу Кузьмича расплылась довольная улыбка.

21

Уходил еще один день войны… На новом временном рубеже батальон, поддерживаемый огнем полковых батарей и минометной роты, предпринял попытку выбить немцев с занимаемых позиций. Попытка ничего не дала. Батальоны не продвинулись ни на один метр. Ожидали разноса от командира батальона, но он молчал. Никто не настаивал на повторении атаки.

Комбат позвонил мне и поинтересовался, что я вижу со своего наблюдательного пункта. Я доложил, что ничего особенного не видно; немцы никакой активности не проявляют.

— Если что заметишь, позвони, — сказал комбат.

По разговору с ним я понял, что командование полка что-то выжидает. Прислушавшись к перестрелке, можно было прийти к выводу, что на нашем участке боя не предвидится, хотя наши позиции крайне невыгодны.

Весь батальон лежал на ровном открытом поле под палящим солнцем. Даже на дне глубокого окопа нельзя было укрыться от жаркого зноя. Вокруг окопа выгорела на солнце трава, потрескалась земля. Ничего не радовало глаз.

— Дождика бы, — сказал я сержанту Сауку.

— Что вы… Зачем он нужен?

— Посмотри на землю. Дышать нечем.

— Промокнем… Дождь и грязь для солдата — бедствие.

— Для земли нужен дождь. Ты же — крестьянин.

Сержант посмотрел на меня с некоторым удивлением. Наверное, он не ожидал такого разговора. Ему некогда было думать о дожде. Во всем неторопливом складе сержанта угадывался человек, родившийся в деревне, любивший землю, знавший цену ржаному хлебу.

— На войне все у меня в голове перемешалось. Вижу, что потрескалась земля, пожелтела трава, а вот не подумал о дожде. Не сказали бы — не заметил. Сам удивился… Дома — только и разговор о дожде, а здесь…

Долго мы с ним рассуждали на эту тему. Я еще раз убедился, что истосковался он по земле и от земли его не оторвать.

К вечеру перестрелка почти утихла: ни одного разрыва на участке батальона.

— Немчура перегрелась на солнце и совсем раскисла, — заметил Саук по этому поводу. — А может, драпанули?

Я позвонил комбату и высказал свои предположения о возможном отходе немцев. Так оно и было. Полковая разведка скоро обнаружила, что немцы отошли, оставив небольшое прикрытие. До самой темноты батальон развернутой цепью продвигался вперед по полям, встречая слабое сопротивление небольших групп автоматчиков. На немецкую оборону батальон наткнулся при подходе к речке. Поблизости вспыхнули ракеты, и вслед за этим над головами засвистели мины. Они рвались позади нас, и мы могли еще продвинуться вперед, ближе к немецким окопам. Это был единственный выход из-под губительного огня. При свете ракет, впереди, в густой осоке, угадывалась узенькая речка, а над ней крутой темный берег, на котором и засели немцы. Оттуда они строчили из автоматов.

Мы оказались опять внизу на ровном месте, наверное на лугу, хотя влаги и не чувствовалось после жаркого дня. Под ногами звонко отдавалась спекшаяся на солнце твердая земля.

Надо было подобрать наблюдательный пункт, окопаться, приготовиться к завтрашнему дню, ко всем неожиданностям, которые могли замышлять немцы. Чуть слева от того места, где мы лежали с Сауком и связистом, при вспышке ракет виднелся бугор почти у самой воды. Поползли втроем туда. И хотя в темноте трудно было разобраться в местности, выбрать удобные позиции, командиры стрелковых рот тоже что-то искали, выбирали.

Немцы обнаружили выдвижение батальона. Видимо, скорректировали огонь и опять обстреляли из шестиствольных минометов как раз то место, где окапывались стрелковые роты. Как только утихли разрывы, послышались крики и стоны раненых.

На пути к бугру мы наткнулись на капитана Новикова.

— Вы куда?

— На бугор.

— Ну и угодите прямо черту в пасть, — предостерег Новиков. — Я думаю назад отойти.

— Только вперед. Надо до предела сжать нейтралку, иначе нас тут перемешают с землей. Ближе к воде.

— Где ты видел воду?

— Впереди должна быть.

На этом военный совет закончился. Мы побежали дальше к бугру, а Новиков назад. Бугор тянулся вдоль речки на левом фланге батальона и, как мне показалось, был удобным для наблюдательного пункта. Стрелковые роты окапывались метрах в ста позади нас.

— Копаем здесь, — сказал я Сауку.

— Мы — впереди батальона, товарищ старший лейтенант? — удивился Саук.

— Зато хорошо видно, как с вышки.

— Видно-то видно, да как бы мы в «языки» не угодили. Тесля, — позвал Саук, — тяни сюда связь.