Бои местного значения

К вечеру страшно уставшие, так много пережившие за день, поредевшие стрелковые роты подошли к деревне, в которой закрепились немцы. До околицы оставалось всего каких-нибудь пятьсот метров, но сильный оружейный и пулеметный огонь преградил нам путь. Пробиться с ходу не удалось. Стрелковые роты залегли. Горели ближние к нам дома. Высоко взметнувшееся пламя освещало подходы к деревне.

Где-то поблизости сидели автоматчики и поливали нас огнем. Это заставило всех взяться за лопаты. Я тоже окапывался. Рядом со мною лежа выбрасывал из-под себя землю связной. На какое-то время с нашей стороны почти прекратился огонь. Я попытался связаться с командиром батальона, но из этого ничего не вышло. Где-то был перебит провод. Недалеко от меня старательно зарывался в землю командир пулеметной роты, капитан Новиков.

— Что будем делать, старина? — спросил я капитана.

— Насколько я понимаю в стратегии и тактике, на сегодня хватит. Надо на всякий случай поглубже зарыться, пока темно, накормить людей и малость прикорнуть. Такой распорядок предлагаю до утра. А там видно будет. Согласен?

— Согласен.

Новиков напомнил мне о еде. Весь день об этом никто не думал и не вспоминал.

Кухня все еще не приезжала, хотя наступила темнота и пора бы уже ей появиться с горячим супом или кашей. Ее молчаливо теперь поджидали все, прислушиваясь к каждому стуку колес, к топоту лошадей. Я хотел было отойти посмотреть, как окапываются расчеты, как вдруг из темноты вынырнул незнакомый мне майор и потребовал взять штурмом горящую впереди деревню. Рассудительный Новиков раздумывал. Майору это не понравилось. Между ними завязался спор, который ничего хорошего не предвещал. Я поспешил на помощь Новикову, хотя он держался уверенно. Майор стоял перед Новиковым с пистолетом в руке и продолжал настаивать на взятии деревни. Когда немецкая ракета вычерчивала в темном небе дугу, можно было рассмотреть пожилого майора с огромными усами. На его портупее висели какие-то ремешки, видимо, для шашки.

— Под покровом темноты ворвемся в деревню… Поднимай людей, капитан, — требовал майор. — Погромче «ура» — и деревня наша.

— Товарищ майор, — вмешался я, — люди устали, связь нарушена, артиллерия неизвестно где…

— Ты кто?

— Командир минометной роты лейтенант Гаевой.

— Открывай огонь по деревне! Капитан, поднимай людей!

На крик подошли два командира взводов стрелковых рот.

— Поднимай, лейтенант, людей… Минометчик, открывай огонь! Где твои люди, лейтенант?

Я не успел ответить, как майор выставил пистолет и бросился на нейтральное поле, увлекая за собою Новикова и командиров взводов.

— Вперед, за мной! Ура!..

Немцы что-то заметили или услышали и усилили огонь. Майор сразу пропал в темноте и больше не кричал. Мы вернулись на исходные.

— Наступление не имело успеха, — констатировал Новиков и принялся углублять свой окопчик.

— Как его фамилия? Этого майора?

— Горлов, — не задумываясь, ответил Новиков.

— Горлов?

— Ну у Корнейчука… Только рангом ниже… Деревню мы, конечно, возьмем, но не на ура. Это пройденный этап. Согласен?

— Согласен.

Я вернулся в окоп. Пока шли переговоры с майором, был убит один из двух связистов минометной роты. Пуля пробила телефонный аппарат, который он поставил на бруствере окопа, загораживаясь им от пуль, и смертельно ранила его самого.

Кухня так и не приехала. Старшина раздавал сухой паек из своих неприкосновенных запасов.

Я улегся в неглубоком окопчике и смотрел к черное ночное небо. Редкая перестрелка никого не тревожила. Расчеты спали почти непробудным сном у своих минометов. Негромко переговаривались часовые, боровшиеся со сном. Я прислушался. Они перебирали имена убитых и раненых. Их было немало. Несмотря на усталость, сон меня не брал. Я тоже перебирал в памяти события дня. Казалось, что это прошел не день, а целый год. Его нельзя было сравнить ни с чем. Пройдя еще одно крещение, я сразу повзрослел на много лет и не верил сам себе, что уцелел в этот день и каким-то чудом бешеное пламя не обожгло меня.

Впереди, метрах в двухстах от минометов, залегли стрелковые роты, а дальше опять нейтральное поле, но я об этом не думал, как и не обращал внимания на автоматные очереди и низко проносящиеся трассирующие пули. По сравнению с атакой — это ничто. В ушах у меня стояло прерывистое, заглушаемое артиллерийской канонадой многоголосие:

— За Родину! За Сталина! Ура!..

Я подхватил этот грозный призывный клич и кричал как можно громче. По спине прокатывались мурашки, пот выступал на лице. Все мое внимание было устремлено к кромке видневшихся впереди немецких траншей. Я спотыкался, проваливался в воронки, поднимался и снова бежал. Остановить меня могла только пуля или осколок вражеского снаряда. Оставались «последние тридцать метров, где жизнь со смертью наравне».

Где-то позади осталось то ничем не приметное поле, на котором развертывалась атака. Наверное, там теперь тишина. Подбирают убитых и раненых…

Потом вдруг откуда-то издалека, из самой глубины детства пришли воспоминания.