Бои местного значения

— Лейтенант Гаевой, ведите роту, — сказал мне полковник.

— Есть!

Я шел впереди по протоптанной дорожке. За мною Шварцев и все остальные. Дорожка привела нас к полковому кладбищу. Справа и слева поднимались едва заметные в снегу могилы. Одну из них еще не успел запорошить снег. На свежеобтесанной саперами пирамиде химическим карандашом было написано: «Капитан Сафонов В. И.». Шварцев остановился, прочитал, потом спросил:

— Кто он?

— Уполномоченный Смерш нашего полка.

— Они тоже бывают на передовой?

— Чаще всего там, где очень трудно или совсем невыносимо. Их никто туда не посылает. Они сами идут и остаются там до тех пор, пока не становится легче. И — ни слова о себе. Такие они люди — чекисты. Капитан Сафонов убит в окопах первого батальона, куда мы с вами топаем.

Тропинку, которая вела в первый батальон, я хорошо знал. Много раз мне приходилось лежать на ней под огневыми налетами. От деревьев вдоль тропинки остались одни голые жерди, местами обугленные, как после пожара. И чем ближе к передовой, тем ниже они были срезаны пулями и осколками.

— Держитесь проводов, — сказал я Шварцеву, а сам приотстал, чтобы побеседовать с самым маленьким, замыкавшим растянувшуюся роту. Шипиленко почему-то занимал меня.

— Устал, наверное? — спросил я.

— Да нет… Так, немного ноги гудят.

Сказано это было слишком по-домашнему и с детской застенчивостью. Я расспросил его о доме, родителях. Жил он на хуторе, вдали от больших дорог. Окончил семь классов в соседней станице. До призыва в армию ни разу не был в городе. Дома остались мать и сестра. Он — средний в семье. Старший брат на фронте. Отца, хуторского активиста, убили бандиты в период коллективизации. До призыва в армию работал в колхозе пастухом.

Маленький боец никак меня не называл, словно не знал моего звания. Мне стало жаль этого парнишку с затерянного в степи кубанского хутора, знавшего до этого только свою хату, колхозное стадо коров и близлежащую станицу, куда ходил в школу. Ничего он больше не видел. Жил заботами семьи, своего родного хутора, помогал матери зарабатывать трудодни, чтобы получить на них хлеб. Теперь он шел на самый край борьбы с самым жестоким врагом, который когда-нибудь встречался на земле. Он еще не представлял, с чем столкнется через час или два, когда окажется в окопе. Как за ним будет охотиться снайпер, шальная пуля, случайный осколок. И никаких скидок не будет на молодость, привыкшую к запаху степных трав, к степным ветрам и бескрайним просторам степи, где он был полновластным хозяином. Он шел, как и все, прямо в огонь, чтобы защищать от врага свой дом.

Может, он и оправится от ожогов, как подпаленное зеленое дерево, а может, сгорит, так и не увидев больше своего родного хутора и саманного куреня под камышовой крышей, обсаженного высокими тополями.

Снежная тропинка все еще тянулась между воронками и завалами деревьев, срубленных разрывами. Мы подходили все ближе к землянкам батальона. Сюда уже долетали пули. Я думал, как бы этого парнишку где-нибудь немного придержать, чтобы он огляделся вокруг, привык, чтобы он не погиб сразу безропотно. Такие, как он, долго не держались в окопах.

Ход моих мыслей нарушился пронзительным завыванием мин. Их свист вдруг оборвался. Значит, где-то совсем рядом с дорожкой.

— Ложись!

Не знаю, услышал ли кто-нибудь мою команду. Мины уже рвались, чуть перелетев через нас. Я лежал рядом с моим подопечным. Залп повторился, но на этот раз разрывы были дальше. Вся рота лежала в снегу и ждала.

— Встать! Шагом марш.

— Не боишься, Шипиленко?

— Боязно, дядя.

— Что? — вырвалось у меня громко. — Какой я дядя? Дядя, — повторил я почти шепотом про себя. — Да…

Шипиленко потупился. Он, конечно, оговорился. Немую сцену между нами нарушил Шварцев.

— Скажите, где можно взять каску? У меня же ничего нет.

— Все будет, не беспокойтесь.

Я указал Шварцеву кивком на шедшего впереди Шипиленко и спросил:

— Не могли подержать еще три-четыре месяца у себя?

— А вы можете отправить его назад? — в свою очередь спросил Шварцев.

— Попытаюсь.

Шварцеву, наверное, показалось, что он ослышался.

— Что вы сказали?

— Попытаюсь.

— А чем он лучше других?.. Скажете — жестоко? Может быть… Не спорю. Но как тут разобраться? Кого вперед? Кого назад? Меня вот вперед, а его назад. Всех надо вперед и всех надо назад.

Я хотел было выложить старшему лейтенанту свои соображения на этот счет, но заметил командира первого батальона, уже поджидавшего нас у своего блиндажа. Он поздоровался с нами и сразу объявил:

— Пятнадцать человек в первую роту, пятнадцать во вторую, пять в минометную. Получите оружие и сразу по местам. Кислов, бери своих людей и веди. Все передай, как положено, Шварцеву. Потом зайдете вместе, доложите. Старшина, выдать всем паек на завтра. Поговорим ночью в окопах. Митинговать не будем.

После распределения пополнения комбат пригласил меня зайти в его блиндаж.

— Мало привел, — сказал он мне. — Но и за это спасибо. Садись, чаи погоняем.