Бои местного значения

Трех бывалых бойцов пришлось все же взять из стрелковой роты, двух из минометной. В число пятнадцати были засчитаны Безрученко и я. Все двадцать восемь человек, составивших штурмовую группу, в восемнадцать часов построились у блиндажа командира полка для смотра и напутственного слова. Полковник придирчиво осмотрел каждого участника операции со всем снаряжением и боеприпасами, потом сказал, что ночью нужно прорваться к окруженным и вывести их оттуда. Руководство операцией он брал на себя.

После осмотра в его блиндаже обсуждался во всех деталях план операции. Штурмовая группа делилась на два отделения.

Первому была поставлена задача прорваться к окруженным через болото, не ввязываясь в бой даже в случае раннего обнаружения, а второе должно взять на себя прикрытие и отвлечение немцев на уже известном им направлении. Командование первым отделением возлагалось на меня. Решение задачи второго отделения поручалось Гребенщикову. В заключение командир полка сказал, что он будет находиться в окопе на исходном пункте нашей операции и что в состав группы включается начальник отдела Смерш[1] полка. Он сидел рядом со мною. Уже немолодой, высокого роста, худощавый майор ничего не сказал ни до, ни после этого объявления.

Начало операции было назначено на два часа ночи, тогда как все предыдущие операции обычно начинались значительно раньше. Командир полка предложил нам собрать свои группы и поставить задачи каждому солдату, договориться о сигналах, взаимодействии, назначить заместителей и еще раз проверить снаряжение каждого. Уверенность командира полка в успешном исходе операции передавалась всем ее участникам. Она основывалась на том, что основная группа на этот раз шла через болото, а вспомогательная для отвлечения немцев завязывала бой справа, где уже не раз предпринимались попытки прорыва. Приход Безрученко доказывал, что перейти через болото можно. О благополучном его прибытии в расположение полка не знал только командир окруженного батальона. Когда он его посылал, не скрывал того, что можно навсегда остаться в болоте в «законсервированном виде», — так он и сказал Безрученко при прощании.

Командир полка после напутствия крепко пожал мне руку, не проронив ни слова. Его коренастая фигура в белом полушубке была словно прикована к жердям, которыми был выстлан блиндаж. Не говорил полковник и об отходе в случае неудачи на болоте. Значит, он исключал отход. Так я понимал его.

К часу ночи группы заняли свои исходные позиции. Метель не утихала. Мне даже показалось, что она еще больше стала слепить глаза и завывать всеми голосами беснующейся вьюги.

Командир батальона заметил, что перестрелка несколько активизировалась по сравнению с вечером. Та и другая сторона стремились показать, что они не спят, что погода погодой, а война войной, но все это делалось больше для шума.

Безрученко полз впереди меня. За мною — боец батальона Маркин, которого специально выделил комбат, как хорошо знавшего передовую в этом месте. Все остальные ползли за нами по глубокому следу в снегу, который прокладывал Безрученко. Каждый раз при тусклом свете ракеты, которая появлялась то справа, то слева, я невольно приподнимал голову и пытался рассмотреть притаившуюся группу. Никого толком я не знал. Они не знали меня, но я надеялся на них, а они не спускали глаз с меня, наблюдая за каждым моим движением, за каждой командой. Они надеялись на меня, верили, что я их проведу и через болото, и через огонь, которым поливали немцы подступы к окруженному батальону. Как только наступала темь, мы опять торопливо ползли вперед.

Каждый раз, приближаясь к Безрученко на малый военный совет, я слышал его тяжелое простуженное дыхание. Мне казалось, что он задыхается. Невольно хотелось дать время ему отдышаться, потом говорить.

Я позвал Маркина и решил проверить, правильно ли мы движемся. Обменялись мнениями. Наверное, легче было определить местонахождение корабля в открытом океане без всяких навигационных приборов, чем место нашей группы на этой узкой полоске земли среди кочек и мелкого кустарника. Еще труднее было выбрать направление к дальнейшему движению.

— Не сбились ли с курса? — спросил я у обоих.

— Нет, — не совсем уверенно ответил Безрученко.

Маркин промолчал. Мы все втроем прислушались к перестрелке. Где-то справа и позади она была интенсивней, чем в других местах. Наверное, там действовала группа Гребенщикова. Над нами все время неслись трассирующие пули, подвывая пурге. Я как-то не замечал их, не слышал перестрелки, пока полз. Спина давно уже была мокрая, промокли рукавицы и ватные брюки у колен. Безрученко опять пополз вперед и, извиваясь среди кочек, прощупывал каждый метр руками. Иногда мягкая подушка болота плавно утопала под тяжестью локтей или колен, покачивалась зыбкой волной. Я подождал Маркина, приказал взять ему одну волокушу и следовать за Безрученко, чтобы при необходимости подстраховать его.