Бои местного значения

— Проводником группы будет Безрученко. Тебя, товарищ Гаевой, — указал на меня подполковник, — назначаю командиром. К восемнадцати часам группу построить у блиндажа командира полка. Иметь четыре ручных пулемета, не меньше пятнадцати автоматов, остальные винтовки и карабины. Взять побольше гранат, две волокуши для раненых, термос и фляги со спиртом, сало, хлеб. Операцию уточним у командира полка и на месте. Поддерживать будут наш батальон и соседи. Ясно?

Назначение для меня было неожиданным. Я хотел было спросить, почему мне поручается возглавить штурмовую группу, но вместо этого ответил:

— Ясно.

В действительности было далеко не все ясно: не было четкого плана операции, мне не приходилось командовать людьми в такой исключительной даже для бывалого фронтовика обстановке. Я согласился бы на любую другую роль в группе, только не ее командиром. Офицера, который не раз возглавлял эти операции, я считал опытным, отважным человеком. На этот раз его почему-то отстраняли от командования. Обо всем этом я решил переговорить с начальником штаба наедине. Как бы он только не подумал, что я уклоняюсь от участия в этой операции. Сомнения касались лишь правильности выбора командира на такую ответственную операцию.

— Что задумался? — прервал мои размышления начальник штаба. — Раз Безрученко прополз через болото, значит, могут проползти все, — с уверенностью добавил подполковник.

Я промолчал, хотя, как мне показалось, начальник штаба ожидал услышать мое мнение.

Он отпустил Серегина и меня, а Безрученко направил в комендантский взвод спать до восемнадцати часов.

Как только мы вышли из блиндажа, сильный ветер подтолкнул нас в спины и, обжигая колючей пылью, закружил вокруг нас снежные вихри. Перестрелки почти не было слышно.

Я зашел в землянку, где отдыхала после ночной операции штурмовая группа. В длинной землянке было тихо. Спертый воздух ударил в ноздри, как только я откинул плащ-палатку, прикрывавшую вход. Пришлось позвать старшего лейтенанта Гребенщикова, где-то лежавшего среди своих бойцов. Он командовал полковой разведкой, которая и составляла основной костяк штурмовой группы. Гребенщиков возглавлял все предыдущие операции. Его не раз корили в моем присутствии за то, что операции не имели успеха, и за то, что термос со спиртом для тех, кто находился в окружении, возвращался обычно интендантам пустым. Старший лейтенант не возмущался, а терпеливо докладывал о причинах неудач, которые он видел в малочисленности группы и в однообразии ее действий. Когда же ему предлагали прорваться к окруженному батальону через болото, а не обходить его справа или слева, где всегда поджидали немцы, Гребенщиков утверждал, что идти через болото гиблое дело. При этом он ссылался на командира окруженного батальона, который тоже не решался пробиваться через болото, считая его непроходимым даже в зимнюю стужу. Что же касается спирта, то у старшего лейтенанта был один ответ: «Пуля пробила термос. Спирт вытек. Прошу проверить». И действительно, в термосе находили не одну пулевую пробоину.

— Термос пришел проверить? — потянулся Гребенщиков, когда я потормошил его за валенок.

— Нет.

— Предлагаешь идти через болото?

— А почему бы и нет? Прополз же один.

— Как? — удивился спросонья Гребенщиков. — Не может быть!

— На войне все может быть. Сутки полз. День лежал в снегу на болоте, а в темноте полз.

— За сутки одному можно, — зевнул Гребенщиков, потеряв сразу всякий интерес к этому сообщению.

Я передал ему распоряжение начальника штаба, попросил пополнить боеприпасы, приготовить все необходимое до восемнадцати часов. Посоветовал, как лучше нам организовать операцию. Гребенщиков зевал, от него попахивало спиртом, говорил, что все сделаем во славу полка и что он вообще готов служить под моим началом. Ему, наверное, хотелось, чтобы я побыстрее ушел и дал поспать в теплой землянке. Разговор о предстоящей ночной операции пришлось отложить. Он привык к этим вылазкам. Для него ничего необычного в них не было. Когда я заговорил о пурге и темноте как о наших союзниках, Гребенщиков заметил, что в такую погоду людей можно растерять, утопить всех в болоте и тогда доложить даже будет некому о причинах неудачи и — о спирте.

— Мы должны проползти как кроты, — повторил я слова начальника штаба.

— Ладно, посмотрим… — зевнул Гребенщиков.

— Людей буду направлять к тебе.

— Пусть приходят. Не бери портных, сапожников, мастеровых… Одна морока с ними.

Я еще не успел выйти из землянки, как он захрапел на все лады с переливами. Пурга заметала тропинки между блиндажами.

Серегин старался изо всех сил, но пятнадцати человек найти не смог.