Бои местного значения

Наш путь лежал в штаб армии. Там нас должны распределить по дивизиям. Прошли километров пятнадцать. Пурга усиливалась. Идти становилось все труднее. Все чаще приходилось поворачиваться спиной к ветру, чтобы перевести дух. Группа из нашей армии растянулась — одни ушли вперед, другие отстали. Мы — пятеро младших лейтенантов — находились где-то в середине. Дорогу толком никто не знал, и спросить было не у кого. Решили заночевать в деревне, которая лежала на нашем пути. Деревня оказалась мертвой. Тоскливо смотрели на нас черными проемами окон пустые рубленые избы. Вокруг них бесновалась пурга, в трубах завывала вьюга — и ни одного живого огонька! Мы уже обследовали несколько домов. Все они оказались непригодными для ночлега. В одних — разбиты окна, в других — сорваны двери и крыши, а в третьих уже хозяйничали однополчане, опередившие нас. Наконец, мы нашли дом, в котором можно переночевать. Дверь в нем была настежь распахнутой, висела на одной петле, и в сенях лежал снег. Но после осмотра сошлись на том, что ее можно общими усилиями приладить. Окна целые, а посреди избы возвышалась огромная печка, наверное перекочевавшая сюда из русских сказок. В избе одиноко стоял крепкий стол, надолго сработанный деревенским плотником. Сначала мы хотели пустить его на дрова, а потом рассудили, что стол лучше не предавать огню, пригодится. Печку мы набили длинными жердями и досками, которые отыскали в сарае. Я отправился за водой с котелком. Мне хотелось непременно найти колодец, а еще бы лучше зачерпнуть студеной чистой воды из криницы, а не добывать ее из снега. Долго я бродил, но так поблизости не нашел колодца. Возвратился с котелком, набитым снегом. В печке гудело и клокотало. Пламя то и дело выплескивалось из печки под потолок и дымило. Такому огню могли бы позавидовать даже доменщики. И все же в избе было холодно. Печка нагревалась очень медленно. Промерзшие стены стали отпотевать. Изба наполнялась тяжелой испариной. На полу было холодно. За ужином из запасов сухого пайка решили расположиться на печке.

— Не поместимся все, — усомнился я.

— Что ты, мы все уже вымерили! — засмеялся Федя Морчун. — Это же не печка, а целый аэродром. У хозяина была, наверное, широкая натура. Зерно тут сушил, старые кости отогревал…

— Где-то он теперь, раб божий, коротает время? — рассуждал Тихонравов. — А мы на его печке греемся, товарищи офицеры. Набирайте побольше тепла в рукава. Когда еще придется испытать чисто русское блаженство — полежать на горячей печке и с ее высоты окинуть весь мир? В лесу у костра не раз вспомним эту печку.

— Завтра к вечеру уже, наверное, будем вспоминать, — сказал Леонид. — Спешим туда, а не обратно. Заметьте это, товарищи офицеры.

— А что здесь особенного? — вмешался Федя Морчун. — Ну, спешим…

— Ты же только вчера из академии. Слушал лекции о характере войны, постоянно действующих факторах, справедливых и несправедливых войнах, — продолжал Леонид. — Надо спешить, товарищ младший лейтенант Морчун, потому что наше дело правое! Почитай Ремарка. У него солдаты, наши сверстники, не знали, за что воюют. А перед нами такой вопрос не стоит. Мы спешим на фронт.

— Открыл Америку… Кому это не ясно? Война — Отечественная… Этим все сказано, — пробурчал Тихонравов.

— Понимаю, что печка располагает к размышлениям. Но давайте спать, — предложил я. — Раз спешим, значит, надо выступать пораньше.

Печка стала уже теплой, и мы сразу уснули. Не знаю, как долго и крепко спали, но проснулись все одновременно и дружно соскочили на пол. Кирпичи стали горячими, оставаться на печи было невозможно. На полу по-прежнему было прохладно, а до утра далеко.

— Что будем делать? — спросил Федя.

Он объявил аврал — застлать печку досками и продолжать ночлег. Горячо взялись за работу и снова растянулись на своих местах.

Когда мы встали, позавтракали и распрощались с приютившим нас домом, оказалось, что все наши коллеги уже ушли из деревни. Мы тоже торопились по утреннему морозцу.

— Что я вам говорил? — спросил всех Леонид. — Спешим…

13

В штабе дивизии нас задержали недолго. Из землянки вышел офицер в меховой безрукавке, поздравил нас с возвращением в родную дивизию и объявил, что мы по распределению назначены в стрелковый полк. Найти этот полк в лесу, где просеки забиты людьми и техникой многочисленных частей, было почти невозможно. Но штабной офицер дал нам примерное направление, по которому следовало идти.

Как бы там ни было, а назначение лежало в кармане. Последний переход — километров пять до штаба — петляли мы вдвоем с Тихонравовым по лесным просекам. Передний край с каждым шагом сильней и сильней давал о себе знать и становился ближе, судя по тому, что все отчетливее доносилась ружейная пальба, все чаще виднелись на снегу свежие воронки, все больше попадалось иссеченных осколками деревьев. Наконец мы оказались на просеке с таким оживленным движением автомашин, саней, тягачей, что нам пришлось свернуть на обочину и пробираться по глубокому снегу. Все говорило о том, что на этом участке готовится крупное наступление.