Бои местного значения

— Вовремя прибыли, — сказал мой напарник, младший лейтенант Тихонравов. — Без нас, наверное, не хотели начинать. Посмотрим, каков будет прием.

Оба мы очень устали, с трудом передвигали по снегу промокшие ноги.

Зимний день был уже на исходе. Мы торопились найти засветло полк и мечтали где-нибудь пристроиться на ночь. (Весь день добирались до штаба дивизии и надеялись там пообедать, но, получив назначение, ни он, ни я не вспомнили о еде. По дороге пожевали сухарей.)

— Еще немного — и мы дома, — подбадривал себя Тихонравов.

— Дома будем, когда доберемся до окопов.

— Ты что же, думаешь, нас прямо туда?

— А куда же? В гостиницу?

— Мы сегодня не меньше тридцати километров отмерили! Шли без остановок, спешили, как в век «золотой горячки» на Юкон.

— На Ловати золото нам не найти, но покопать придется не меньше, чем на Юконе.

— Меня хватит только до штаба полка, — бубнил про себя уставший Тихонравов.

Штабную землянку полка мы нашли недалеко от просеки, на небольшой возвышенности. Казалось, что в этом месте перед нашим приходом пронеслась страшная буря, которая не оставила целым ни одного дерева. Обломала и разбросала ветки, выворотила с корнем сосны, срезала и раздробила стволы, превратив лес в бурелом.

За столом в землянке сидели двое, склонившись над разостланной картой.

— Младший лейтенант Гаевой, — громко, как учили, доложил я о своем прибытии после окончания курсов. Они оторвались от карты и с интересом, не поднимаясь со своих мест, молча разглядывали меня. Кто из них был начальник штаба, я не знал и определить сразу не мог. Смотрел больше на того, кто был старше. Он тоже рассматривал меня в упор при свети лампы из снарядной гильзы. Лицо его мне показалось смешным. Больше всего меня поражали огромные оттопыренные уши, приставленные к маленькой голове, украшенной жестким ежиком. Когда он прищурил и без того маленькие глаза и молча стал ими сверлить меня, я не выдержал и улыбнулся.

— Чего улыбаешься? — спросил он строго.

Улыбка, конечно, была неуместной.

— Извините, — сказал я растерянно.

Не ждал я такой реакции на мою добродушную улыбку. Он сразу окатил меня ледяной водой. Теперь мне уже хотелось бросить ему что-нибудь. Я с трудом сдерживал себя.

— Твои однокашники, которые прибыли в полк сегодня утром, уже отправлены в госпиталь, а ты улыбаешься, — хмуро сказал он и опять уставился на меня. Я стоял, стиснув зубы, вытянув руки по швам. И все же было в начальнике штаба что-то располагающее, хотя он говорил со мною нарочито строго и грубовато. В этот момент, в который раз, я вспомнил старшину Чулкова, преподававшего нам азы поведения на фронте.

Потом, через несколько месяцев, я напомнил начальнику штаба о своем прибытии в полк и первом разговоре в землянке. Он мне ответил, что изучал меня по внешнему виду и думал, куда определить. Он твердо придерживался мнения, что первое впечатление — самое верное.

Мне было девятнадцать, В каждой петлице по одному кубику, и никакого опыта командования в боевой обстановке. Задача для него была не из легких. «Что ему можно доверить?» — ломал он себе голову. Начальник штаба напомнил мне, что в ноябре 1941 года полк участвовал в знаменитом параде на Красной площади и дрался на подступах к Москве. Это были славные страницы в истории полка, но я промолчал о своем участии в этих событиях.

— Назначаю тебя офицером связи. Будешь в моем распоряжении. Получишь карту… Завтра до начала артподготовка пойдешь в штаб соседнего полка для поддержания взаимодействия.

— Есть!

Я был крайне удивлен таким назначением. На армейском сборном пункте мне сказали, что буду назначен заместителем или командиром минометной роты. Не было бы для меня неожиданностью и назначение командиром взвода, только не офицером связи. Я не понял толком, что же мне предстоит завтра делать, но переспрашивать не стал.

— Ну, что? — спросил меня Тихонравов, когда я вышел из землянки.

— Иди, узнаешь, только не улыбайся.

Теперь была моя очередь держать его вещмешок, пока он не получит назначение.

Тихонравов был на год старше, ниже меня ростом и до курсов служил не оружейным мастером, а наводчиком в минометной роте. Из его рассказов я знал, что он около года до войны проработал в геологической партии и считал себя геологом.

— Что так быстро? — удивился я, когда он вышел.

— Ну, ты, наверное, ниже командира полка не соглашался, а я сразу согласился офицером связи.

— Тогда пойдем в комендантский взвод.

— Пойдем, только скажи, что это такое — офицер связи?

— А я откуда знаю?

— Так тебе растолковали же?

— В двух словах.

— А мне ни слова. Сказали, что ты в курсе…

— Найдем коменданта, потом расскажу.

Вход в комендантскую землянку был завешен плащ-палаткой. Под низким потолком висело облако едкого дыма. Комендант сидел с автоматом на коленях. Встретил нас бел восторгов и пропустил в землянку только после того, как мы сказали, что направлены начальником штаба. Потом поинтересовался: не земляки ли мы будем. Он назвал городок, о котором мы никогда не слыхали. Больше комендант нас ни о чем не спрашивал.