Но прежде чем допустить к стрельбам, подполковник Мальцев усаживал взвод курсантов перед собой на колени, вооружал всех биноклями и начинал арттренаж — тренировку на траве. Длинной указкой показывал цель, которую нужно было запомнить, подготовить расчеты для стрельбы, выдать команды на огневые позиции. Подполковник не терпел никаких отклонений от уставных команд и правил ведения огня. И только если все шло так, как этого требовали наставления, разрешал произнести: «Огонь!»
Иногда он отменял наши команды и выговаривал:
— Если хочешь командовать взводом, бей в цель, а не мимо.
Подполковник обозначал указкой место разрыва на траве. Его надо было мгновенно засечь, измерить отклонение от цели и выдать коррективы на батарею. Часами мы просиживали на таких тренировках на коленях. Подполковник редко разрешал пользоваться карандашом и бумагой для расчетов, а они казались не такими уж простыми.
Командир нашей учебной батареи, капитан Самсоненко, старый кавалерист, не расстававшийся со шпорами, утверждал, что командиром стать нельзя, не полюбив строевую подготовку. И он делал все от него зависящее, чтобы привить нам эту любовь, даже при форсированном стокилометровом марше курсов в район Валдая. Там, как потом мы узнали, предполагалось наступление немцев. Резервов, наверное, у командующего фронтом было мало, поэтому он решил направить туда курсантов.
С наступлением темноты наша длинная колонна вытягивалась на дороге и всю ночь шла в направлении Валдая с минометами и пулеметами на плечах, а днем в лесу не прекращалась учеба по расписанию, как в стенах учебного заведения. Правда, лекции мы слушали, сидя на траве, в не совсем удобном положении, и большей частью по огневой подготовке и тактике.
Комбат Самсоненко на вечерней поверке (которые он любил проводить лично, находя в них великое удовольствие) уже в который раз разбирал чрезвычайное происшествие в батарее, случившееся во время последнего перехода. Курсант Качанов, длинный и нескладный, с такими же длинными, как и он сам, руками, потерял саперную лопату. Весь дивизион и курсы знали об этом происшествии. Качанов не успевал оправдываться. При выходе из строя он неправильно, не по-уставному, сделал поворот. Самсоненко объявил ему замечание и приказал стать в строй и снова повторить выход. Качанову было обидно. Он с явным нежеланием, замедленным шагом встал в строй и снова вышел, повернувшись лицом к строю.
— Плохо, — констатировал комбат.
— Я же не какой-нибудь виртуоз, — проронил Качанов.
— Прекратить разговоры.
— Есть.
— Вас судить надо, — пригрозил ему комбат. — Ви потеряли боевое снаряжение, которое вручила вам Родина. (У него «ы» всегда звучало, как «и»).
— Ну не нарочно же я это сделал, товарищ капитан, — несмело оправдывался Качанов.
— Отставить разговоры. Ви без пяти минут командир и должны будете воспитывать своих бойцов беречь военное имущество.
Командир батареи долго еще распекал Качанова за его расхлябанность, а заодно припомнил всем тем, кто в последнее время допускал какое-либо нарушение дисциплины.
— Курсант Гаевой, — вдруг обратился комбат и ко мне, — ви знаете, что не положено под гимнастеркой носить свитер? Это не принято в армии.
Леонид, стоявший со мною рядом, шепотом посоветовал молчать. Я послушал его и смолчал. Самсоненко приказал сдать свитер старшине батареи. Пришлось мне расстаться с подарком.
В Валдае батарея разместилась в школе на окраине города. Обстановка на фронте, видимо, изменилась и не вызывала особой тревоги, так как уже несколько дней мы занимались в школьных классах, ходили строем в столовую в городе, и только с песней. Батарея очень дружно поддерживала своего запевалу. Капитан Самсоненко торжествовал, слушая, как мы забивали голосами другую батарею, следовавшую за нами. Получалось что-то вроде состязания — кто кого перекричит.
На очередной вечерней поверке комбат похвалил нас за пение, а потом красочно рассказал о ночных похождениях Леонида.
— Представьте себе: курсант крадется в темноте по полю, но не к немецким окопам, скажем — за языком, а за чем, ви думаете?.. За редькой. Где? На каком поле? На колхозном. Это смахивает на воровство.
В строю послышались смешки, воодушевившие Самсоненко.
— Старшина, покажи.
Старшина достал из вещмешка и показал редьку.
— Что это такое?
— Брюква, — кто-то ответил из строя.
— Не брюква, а редька. Курсант Куренков, два шага вперед.