Наблюдатель обрадовался моему появлению и стал вводить меня в обстановку. В это время залп «катюш» возвестил о начале артподготовки. Загрохотали орудия и минометы. Их громовое эхо слилось воедино и загуляло по вершинам леса. Земля содрогалась от внезапно разразившегося урагана. Передний край, сколько можно было видеть в бинокль, затянуло дымом и тысячами разрывов. Вал артиллерийского огня, вздымающего комья земли и вспышки огня, медленно отодвигался в глубину немецкой обороны.
Я спустился вниз, почти уверенный в том, что в таком кромешном аду ничего живого в немецких окопах не останется. В блиндаже все с напряжением ждали той минуты, когда батальоны двинутся на немецкие траншеи. Эту минуту наиболее точно мог бы определить на сосне наблюдатель, именовавшийся «глазами». С ним все время связывались по телефону. И сам он по своей инициативе докладывал то, что видел.
Командир полка и начальник штаба, сидевшие за столом, принимали доклады и отдавали распоряжения.
— Пора, — сказал командир полка.
Приказ немедленно передали в батальоны. «Глаза» доложили, что батальоны выбрались из окопов и пошли по нейтральному полю. Но почти сразу же натолкнулись на сильный встречный огонь.
— Не может быть, — сказал кто-то. — Там все выбито!
Командир полка вызвал первый батальон. Комбат докладывал о сильном огне противника, но одна рота все же прорвалась к немецким траншеям и завязала там бой.
Мне казалось, что командиру полка следовало бы находиться на сосне и давать приказы оттуда, а не из блиндажа. На сосне сидел сержант из полковой разведки. Он видел все, что происходило в эти критические минуты у немецких траншей. Плотный фланговый пулеметный огонь не давал подняться другим ротам. Обстановка осложнялась. Третья рота, ворвавшаяся в немецкие траншеи, не получив своевременной поддержки, застряла в них. Продвижения не было. Под огнем таяли ряды стрелковых рот.
Командир полка связался с артиллеристами и потребовал подавить огневые точки противника. Наблюдая за ним, я заметил про себя его спокойствие и выдержку. Меня даже настораживало его чрезмерное спокойствие. В такой обстановке такое поведение мне казалось неестественным.
— Вот что, — обратился командир полка к обоим помощникам начальника штаба, — давайте в батальоны! После артиллерийского налета сразу поднимайте людей в атаку. Поддержите успех третьей роты!
Тут командира полка вызвал командир дивизии. Все притихли.
— Товарищ Десятый, третья рота ведет бой в первой траншее, — доложил он. — Организуем поддержку, чтобы развить успех.
Командир дивизии, видимо, усомнился в этом и потребовал срочных доказательств того, что одна из рот находится в немецких траншеях.
— Тогда разрешите мне самому пойти и поднять батальон в атаку, — сказал в трубку командир полка.
Что ответил ему комдив, никто не слышал, но, положив трубку, командир полка начал вслух рассуждать о том, что может дать его личное присутствие в цепи атакующих. В ответ в блиндаже возникло молчание, потом кто-то высказал сомнение в такой необходимости.
Командир полка, как видно, испытывал неуверенность и сомнение в успехе как раз в тот момент, когда надо было действовать, поддержать успех третьей роты. Значение каждой минуты все увеличивалось.
— «Глаза»! «Глаза»! «Глаза»! — кричал в трубку начальник штаба. — Докладывай, что видишь! «Глаза»!
Командир полка взял у него трубку и долго слушал доклад наблюдателя, рассматривая карту.
— Продолжай наблюдать. Об изменениях сразу докладывай.
Он подвинул к себе другой телефон, покрутил ручку.
— Двадцатого. Двадцатый? Квадрат 7ДА видишь? — водил карандашом по карте командир полка. — Нашел?.. В ложбине до роты фрицев подтягиваются к траншеям. Понял? Между деревней и ручьем… Видишь? Хорошо. Накрой. Действуй.
Начальник штаба в это время говорил с комбатом, требуя поддержать третью роту. Потом потребовал доставить в штаб полка доказательства, которые запрашивал штаб дивизии.
— Доставьте срочно трофеи из третьей роты. Пошлите нарочного. Ждем.
После повторного непродолжительного артиллерийского налета на огневые точки немецкой обороны пехота вновь не смогла продвинуться. Артиллерия немцев опомнилась и повторила обстрел командного пункта полка. Блиндаж, несмотря на свои накаты, под огнем показался мне довольно ветхим сооружением. Мощные разрывы сотрясали его до основания. Кое-кто в блиндаже невольно приседал на корточки. Снаряд разорвался у входа, и сорванная воздушной волной дверь оказалась в блиндаже. Под жердями, которыми был вымощен пол блиндажа, заплескалась вода.
«Глаза» после налета больше не отвечали. Наблюдатель был убит и свалился с дерева.
Новый наблюдатель доложил, что наши выдвинувшиеся вперед танки застряли у ручья, а другие выжидают на месте. Начальник штаба полка и офицеры приданных частей еще в самом начале прорыва высказывали сомнение насчет танков, так как на участке полка местность была низкая, местами топкая и под снегом где-то притаился незамерзающий ручей.