— Товарищ старший лейтенант, большое спасибо, но мне неудобно брать. Он вам самому пригодится.
— Дают — бери. Знаешь?
Командир роты едва ли не силой сунул свитер мне в руки. После этого я уже не мог отказываться.
— Учись и не забывай стрелковую! — грустно воскликнул он.
— Я тоже не отказался бы побывать на учебе, — не удержался связной.
Я обещал старшему лейтенанту вернуться в полк. Он крепко пожал мне на прощание руку.
По дороге в штаб полка вспомнил давнишнюю беседу с Рыбальченко, в которой он предложил поехать на учебу. Я тогда не возражал, если меня отпустит Сушко. Видимо, он все же дал согласие.
На следующий день нас, пять человек, построил Рыбальченко на лесной поляне у шалашей штаба полка. Помощник начальника штаба осмотрел каждого из нас в новом обмундировании и доложил командиру полка, майору, сменившему недавно подполковника. Я видел его впервые. Майор напутствовал нас хорошо учиться, не подвести полк, который в такое трудное время, когда каждый человек на передовой на счету, направлял нас на учебу в тыл. И просил обязательно возвращаться в полк. Он каждому пожал руку и приказал сразу же отправить нас на попутных машинах в тыл дивизии.
Неожиданный обстрел заставил нас некоторое время посидеть в щелях у штабных шалашей. Все мы были сверстниками, у всех было среднее образование и почти годичная обстрелянность на фронте.
По пути в тыл я забежал в мастерскую полка, надеясь увидеть там Петра и распрощаться с ним, но он с утра ушел в батальон и не возвращался. Ждать было некогда. Я попросил передать Петру, что заходил и очень жалею, что не застал его. Обо всем обещал написать. С Петром меня связывала настолько крепкая дружба, что я с трудом удерживал слезы.
Я не знал тогда, что больше уже никогда не увижу его. Петр Сидоренко пропал без вести. Долго и упорно я искал его следы, но они навсегда затерялись в одном ничем не приметном бою. Такие бои ежедневно и ежечасно вспыхивали и угасали на огромном фронте, о них ничего не говорили, они проходили там, где было затишье, где ничего существенного не происходило…
На попутной машине мы доехали до тыла дивизии, а оттуда пешком направились к ближайшей железнодорожной станции. В деревне Свапуще сели на крохотный пароходик и поплыли по Селигеру в Осташков. После непрерывного фронтового грохота тихая озерная гладь с дальними берегами, на которых виднелся темный лес, показалась нам сказочным раем. Я посмотрел на моих попутчиков. Все они были заворожены тишиной озера, кругами на его зеркальной глади от всплесков рыбы и совсем мирным рокотом машины. Кроме нас, в город плыли деревенские женщины с корзинами, мы смотрели на них, и нам хотелось, чтобы наше неожиданное путешествие продолжалось без конца. Над головой голубело чистое небо и отражалось в воде. Легкий бархатный ветерок ласкал наши обветренные лица. Давно мы не испытывали такого блаженства.
От разбитого Осташкова на товарняке добрались до пункта назначения. На станции, у дома железнодорожника, мы выпрыгнули из вагона, подтянули ремни, заправились, осмотрелись. На ступеньках деревянного дома сидела худенькая девочка в ситцевом платьице с куклой в руках. Я остановился напротив нее. Мне хотелось подойти к ней и погладить по головке. Девочка смотрела на меня из-под ладошки прищуренными на солнце глазами и, наверное, не догадывалась о моих чувствах и намерениях.
Лошадь, впряженная в телегу, но с отпущенным чересседельником, паслась в курчавой траве, у сарая копались куры, а по небу в тишине незаметно проплывали легкие, прозрачные облака. Даже в покосившемся старом деревянном заборе я увидел продолжение той жизни, которую год назад оборвала война.
12
Нашу «фронтовую академию», именовавшуюся Курсами младших лейтенантов, мы нашли на краю города за высокой монастырской стеной. Кругом было неровное поле, заросшее редким кустарником. Здесь нам предстояло в течение нескольких месяцев научиться управлять в бою огневым взводом и батареей, постигнуть все премудрости военного искусства, которые нужны на войне. После короткого собеседования меня и Леонида, моего однополчанина, зачислили в учебную батарею артиллерийского дивизиона, которая готовила минометчиков. Остальные были направлены в роты, готовившие командиров стрелковых и пулеметных взводов и рот.
Потянулись дни напряженной учебы. В классах и в поле, днем и ночью нас учили в совершенстве знавшие свой предмет преподаватели курсов. Пришлось вспоминать математику и геометрию для того, чтобы овладеть управлением огнем с закрытых позиций с помощью приборов, а не на глазок, в самых неожиданных положениях батареи и цели. Многие из нас мельком слышали о баллистике, буссоли, прицелах, оптических приборах, подготовке данных для стрельбы из такого грозного оружия, как 120-миллиметровый миномет. Преподаватели научили нас в короткий срок управлять минометной батареей и проверили не раз на практике наше умение, когда мы сами как командиры занимали место у буссоли и прицела, и вели огонь без всяких скидок на учебу.