— Даже не воевать, а просто вылежать день на передовом посту, зимою, на льду, под непрерывным огнем, да еще каким — уже подвиг. Вот о чем надо бы написать в газету. Что ж ты мне не сказал? Я бы посоветовал газетчику.
Почти у самого дзота 2-го батальона нам пришлось залечь в снег и переждать пулеметный огонь. Было похоже на то, что немцы обстреливали эту огневую точку.
— Ну, покажите, что вы тут соорудили? — обратился Зарубин к старшему лейтенанту, командиру стрелковой роты второго батальона, которому было приказано показать нам дзот.
— На экскурсию пришли?
— За опытом.
— Тогда погодите, я указку возьму.
Старший лейтенант поднял прутик и сказал:
— Вот по этой тропинке давайте бегом вовнутрь крепости.
Пригнувшись, мы побежали за ним. В пустом срубе из тонких бревен на снежном полу залегли. Втроем можно было вполне разместиться. Из амбразуры видно было, как вспыхивают ракеты над нейтральным полем.
В дзоте тоже от них становилось светло.
— А где же пулемет? — спросил Зарубин.
— Вопрос правильный. Пулемет в воронке. Там пулеметчикам по тактическим соображениям удобнее. Главное — дзот построен. А остальное — тактика.
— С греческого означает — искусство построения войск, — пояснил Зарубин.
Из дзота мы вылезли по очереди и присели на минутку, привалившись спинами к его стенке.
— Не завалим? — спросил я старшего лейтенанта.
— Крепость…
А крепость была укрыта такими же тонкими бревнами, из каких был сложен сруб, а сверху лежала шапка снега. И хотя сруб был замаскирован, место для такого сооружения мне показалось слишком открытым.
— Для чего строили? — прямо спросил я старшего лейтенанта.
— Приказы не обсуждают, коллега.
Мы вернулись с Зарубиным к комбату, доложили о виденном. Высказали свои соображения.
— В таком дзоте — навесе от снега разобьют пулемет быстрее, чем в воронке. Недаром же пулеметчики не хотят в него идти.
— Это лишь твои предположения, товарищ старший лейтенант Гаевой.
Капитан Зарубин поддержал меня. Комбат, конечно, все понял.
— Постойте, — сказал вдруг он. — Идея… Давайте построим такой дзот, чтобы пулеметчики пошли в него. Утрем нос второму батальону. Пошли.
Мы вышли из землянки… Трудовой урок продолжался всю ночь, до самого рассвета. А на рассвете я опять занял свое место на НП. И красноармеец тоже уже лежал в своем окопе у дороги, на самом ответственном участке переднего края.
30
Зима заметно сдавала свои позиции. Сквозь хмурые тучи все чаще пробивались лучи весеннего солнца. В лесах, на открытых полянах и в ложбинах стали появляться целые озера талой воды, а в тени зарослей медленно оседал снег. Оживала белая береза у входа в землянку. Набухали почки, сочился березовый сок в том месте, где осколок ранил ее стройный ствол. Днем, когда солнце висело над лесом, береза пахла вешней свежестью, а тонкие ветки становились сиреневыми. За лесом местами уже чернели поля, раскисли дороги. Распутица, как всегда, затормозила движение транспорта на прифронтовых дорогах. На переднем крае на какое-то время наступило затишье. Потянулись дни ожидания и нахлынувших весенних раздумий.
По приставленной мною к березе лучинке в консервную банку скатывались капельки прозрачного сока. На опушке леса надрывались тракторы, вытаскивая глубоко засевшие в грязи грузовики. Давно уже не привозили газет. Весь мир был где-то там, за лесом. Вечером, при свете огненного гребешка, я написал туда письмо, а днем наметил побывать в штабе дивизии. В моей кандидатской карточке не было отметки об уплате взносов за прошлый месяц, а уже текущий был на исходе.
В ближнем лесу к этому времени командующий артиллерией дивизии, пользуясь затишьем, организовал сборы командиров — артиллеристов и минометчиков.
Первый выпуск двухдневной «полевой академии», как мы называли сборы, уже состоялся. Ожидали второго набора, но он что-то задерживался, и мне, как старшему этих сборов, пришлось ждать прибытия слушателей на дивизионном артиллерийском складе, где и проводились сборы. Добраться до штаба дивизии можно было только пешком по почти непроходимой проселочной дороге. От леса она убегала в поле, потом, огибая болото, приближалась к выступу леса и оттуда тянулась к деревне.
Со мною пошел и начальник склада. У него тоже была задолженность по взносам. Сначала мы подтрунивали друг над другом, преодолевая прыжками многочисленные водные препятствия глубоко прорезанной колеи и вытаскивая из грязи чуть ли не на каждом шагу сапоги, потом замолчали. Обочины тоже были залиты водою, а справа и слева к дороге примыкало поле, на котором в прошлом году, видимо, росла картошка. Начальник склада пробовал было идти по полю, но тут же вернулся на дорогу. Грязь на дороге была пожиже, и идти было легче.