Бои местного значения

— Чем же вам помочь? Может, до утра у нас останетесь?

В лесу стояла тишина. В темноте едва угадывались шатры вековых елей, от которых шел душистый запах хвои. Солдат с его тихим голосом казался мне у этих елей очень низеньким, маленьким, крохотным существом. Я раздумывал, что мне делать, так как на огневых не оказалось командира. Часовой стал рассказывать о своих пимах, которые за день промокли, и ему пришлось надеть ботинки и обмотки. Передо мною стоял сибиряк — старый добрый русский солдат.

— Оставайтесь, однако, — снова услышал я. — Места у нас хватит.

— А вода есть у вас?

— Как же без воды? Пойдемте в землянку. Там спит мой сменщик. Может, чайку, однако, согреть?

— Это было бы то, что нужно.

— В котелке на печке у нас был кипяток, однако, поди, остыл.

В землянке пахло свежей хвоей. В печке, сделанной из немецкой железной бочки, еще не прогорели угли.

Часовой хотел было разбудить своего напарника, но я попросил не тревожить. У печки лежали сухие дрова. Он подбросил еще в огонь, поставил на печь котелок с водою.

— В один миг закипит, — хлопотал у печки солдат.

Потом подал мне кружку, ложку и откуда-то достал маленький кулечек сахара — меньше чем полстакана. Я попытался отказаться от сахара, но солдат тихим голосом, почти шепотом, попросил:

— Не стесняйтесь. Что за чай без сахара? Пейте. Я пошел.

Он вышел из землянки, а я принялся стаскивать сапоги.

В печке уже бушевало пламя, закипала вода.

Я выпил две кружки кипятка, стараясь как можно меньше расходовать сахар. Потом растянулся на хвое, мокрыми ногами к печке, испытывая необыкновенное блаженство от тепла, выпитого чая и лесной тишины. Усталость не дала сразу сомкнуть глаза. В темноте приходили разные мысли.

Еще и года не прошло, как меня приняли кандидатом в члены партии, а мне казалось, что это было очень давно. В июльский знойный день под Орлом по глубокой траншее ко мне пришел майор в очках из парткомиссии, с ним сержант-фотограф с «лейкой» и еще кто-то из батальона. В глубокой нише окопа, под самым носом у немцев, я был принят кандидатом в члены партии и тут же сфотографирован на белом фоне простыни, которую за моей спиной держали Тесля и Саук. Далеко в тылу остался тот окоп, от него пройдено много километров на запад. На тех километрах остались тоже окопы, траншеи, окопчики, землянка, огневые позиции, вырытые наспех под огнем в полный профиль, и могильные холмики около них — одинокие и кучками, где оставались мои знакомые и незнакомые сослуживцы. Где-то там остались навечно и однополчане: Куценков, Юрченко, Фидаров, Козикман, Новиков. Всех не пересчитать.

Заснул как-то незаметно и крепко. Не слышал, как сменялись часовые, как на моих голых ногах оказался полушубок, положенный кем-то из солдат.

Утром я вернулся в расположение артсклада. Меня встретил начальник склада, выбритый, отдохнувший, как ни в чем не бывало.

— Приказано навьючить лошадей снарядами и доставить на огневые. Должны еще подойти человек тридцать солдат из тылов. На себе понесем патроны, гранаты, мины на передовую, — докладывал старший техник-лейтенант. — Я возглавлю этот караван. Дорогу теперь знаю, — улыбнулся он. — А вы отдохните, скоро придут слушатели в «академию».

Отдыхать мне не пришлось, да я и не думал об этом. Прибежал связной из тылов дивизии и сказал, что меня вызывают к командующему артиллерией.

— Да, — сочувственно протянул начальник склада. — Кто же знал? Можно было бы и не месить ночную грязь, а заночевать в штабе.

— Дорога мне тоже хорошо знакома. Выстраивай свое войско, я поведу его, а ты оставайся, — предложил я старшему технику-лейтенанту.

— Нет, приказано мне.

И опять мы пошли той же дорогой, к передовой…

31

В тылу остались многие большие и малые реки, навсегда засевшие в память рубежи войны, как зарубки на коре живого дерева. Впереди их тоже было немало — водных преград, которые еще предстояло форсировать.

В июньские дни 44-го все чаще и чаще называлась Березина. Она была впереди, где-то совсем рядом, среди лесов и болот.

Солнце сидело еще где-то за лесом, а полк уже спешил к этой реке, с которой навечно для нас связана слава русского оружия и ратные подвиги армии фельдмаршала Кутузова.

Мягкое летнее утро с тишиной и повисшей на траве росой будто бросало вызов войне. Светлее становилось в душе каждого, кто шагал сейчас по этому проселку, и хоть на какое-то мгновение освобождало от тяжелых мыслей, накопившихся за тяжкие дни войны. Казалось, не слышно было растянувшегося батальона на проселке. Только поскрипывание обозных повозок да топот лошадей, тащивших пушки полковой батареи, обнаруживали движение колонны.

— Березина, Березина, Березина… — доносилось до меня со всех сторон из походной колонны.

— Почему нам достается берег всегда низкий, а у немцев — круча, с которой все видно? — спрашивал меня сержант Саук.