Бои местного значения

Боец посмотрел на меня, ничего не сказал и, наверное, принял слова комбата за шутку. В сумраке я не мог его рассмотреть в надвинутой на глаза шапке, с поднятым воротником шинели. Не мог даже определить примерно, сколько ему лет. Мне хотелось тут же заступиться за него, но этого делать было нельзя в присутствии других.

— Ладно, идите грейтесь, — отпустил капитан всех.

В землянке нас уже поджидал новый командир пулеметной роты, сменивший Новикова, капитан Зарубин, и другие, вызванные на «сидение». Зарубин напоминал мне своего предшественника. Такой же мягкий по характеру человек.

— Заседание «военного совета» объявляю открытым, — шутливо сказал комбат. — Где член «военного совета»?

— Здесь, — отозвался замполит.

— Так вот, сидеть нам на этой Друти еще долго. И что за название? Ну, да дело не в этом. Нам надо поливать фрицев днем и ночью свинцом. А с луга делать это трудно. Командир полка приказал построить дзот на стыке со вторым батальоном, а точнее, на том месте, где дорога поднимается на наш пригорок.

Строительство поручалось персонально капитану Зарубину, а минометной роте предлагалось заготовить в лесу необходимый материал и доставить его к месту сооружения.

— Вопросы есть, Зарубин, Гаевой?

Задача, поставленная комбатом, была для нас неожиданной, и мы с ходу не могли ничего сказать. Надо было собраться с мыслями. Видя наше замешательство, комбат предложил сходить нам во второй батальон и посмотреть там построенный недавно дзот.

В этот момент в землянку вошел высокий капитан в очках, в меховых рукавицах.

— Захаров, из дивизионной газеты, — снимая запотевшие очки, представился капитан.

Он прервал наш разговор о дзоте. Мы все с любопытством рассматривали гостя, посланца с «большой земли».

— Как тут у вас?

— Ничего, — ответил комбат. — Воюем, не скучаем. Думаем заняться строительством. Построим на удивление фрицам дзот и будем из него палить по ним… Вот и напечатайте об этом.

— Сразу, полагаю, вы его не построите, — сказал корреспондент, — а мне нужно в завтрашний номер дать материал об отличившемся сегодня солдате или офицере.

— Значит, тема строительства дзота пока не подходит? — поинтересовался Зарубин.

— Нет, нет… Это не то, что нужно сегодня.

— Что же нужно сегодня? — спросил себя комбат и на какое-то время задумался. Потом посмотрел на меня. Я видел, что ему пришла какая-то мысль.

— Представляю командира минометной роты — старшего лейтенанта Гаевого, — подошел ко мне комбат. — Он вам расскажет о тех, кто днями и ночами лежит под пулями на лугу. Уверен, что это как раз то, что нужно сегодня.

— Командиры стрелковых рот расскажут об этом лучше, — сказал я.

— А ты расскажи, о чем мне сегодня звонил…

Корреспондент заинтересовался и даже достал из планшета блокнот и карандаш. Рассказывать мне не хотелось, да еще в присутствии комбата и других офицеров. Про себя я решил свести корреспондента с солдатом, который, наверное, еще находился на обогревательном пункте.

— Идемте, я покажу вам героя дня.

Комбат догадывался, кого я имел в виду. Корреспондент и Зарубин вышли вслед за мной. Мы подошли к едва заметному на поверхности лазу, а точнее, к норе, которая вела в углубленную воронку, накрытую сверху жердями и слоем земли, замаскированную снегом. Внутрь можно было только пролезть через это отверстие. Из него попахивало едким дымком бани, топившейся по-черному, и человеческим потом.

— Вот это и есть, товарищ корреспондент, наш обогревательный пункт. Обождите меня, — сказал я Зарубину. — Лезу первым, а вы за мной.

Вокруг громадного чугуна с продырявленным дном, в котором горели смолистые сухие сучья, на хвое веером лежали солдаты. Чувствовалось, что свободных мест нет. Махорочный дым слезил глаза. Слышно было похрапывание. Никто не спросил, кто мы такие. Сюда приходили бойцы стрелковых рот, чтобы погреться, а потом уходили на свои места на луг, в окопы. Каждый из них был достоин того, чтобы о нем сказать доброе слово в газете, но я хотел познакомить корреспондента с тем, который прикрывал собою винтовку.

Капитан, согнувшись в три погибели, стоял на коленях за моей спиной и ждал.

— Товарищи, кто из вас занимает позицию у самой дороги? — спросил я.

Долго длилось молчание, потом один откликнулся, довольно тихо, даже робко:

— Я…

Солдат, видимо, ожидал продолжения выговора, начатого комбатом, и не торопился называть себя.

— Ваша фамилия? — спросил корреспондент.

— Чесаков.

— Корреспондент дивизионной газеты хочет с вами побеседовать. Не возражаете, Чесаков?

— Так я ж комбату все сказал, — начал оправдываться солдат. — Было бы видно, по ком стрелять… А то ничего не видно. А что толку? Стрелял. А куда? Раз приказ — буду чаще… Какой разговор?

— Стоит того, чтобы о нем написать, — шепнул я корреспонденту, а сам с трудом пролез мимо него и выбрался наружу.

По дороге во второй батальон рассказал Зарубину о моих наблюдениях за Чесаковым. Командир пулеметной роты начал рассуждать издалека о храбрости русского солдата, а закончил тем, что все наши красноармейцы достойны самых высоких наград.