Бои местного значения

Я тоже в бинокль рассматривал куст, на который указывал Новиков. Пулеметчик застрочил туда короткими очередями. Пригнувшись, капитан в несколько прыжков оказался рядом со мною.

— Совершенно безопасно, — уверял он меня. — Я слился со столбом, и если не махать руками, то увидеть меня довольно трудно. Фрицу и в голову не придет, что Иван стоит во весь рост.

С тех пор воевали мы с ним в одном батальоне и прошли немало вместе по фронтовым дорогам.

Вскоре после этого нас направили на неделю в тыл, подтянуть полковой склад боеприпасов, оставшийся там в ходе наступления. Задание было не из легких, если учесть, что нам предлагалось перебросить боеприпасы за сотню километров чуть ли не на себе. Автомашин и лошадей нам не выделили. Об этом и речи не могло быть, а надеяться на то, что мы найдем транспорт в только что освобожденных районах, не приходилось. Мы попытались объяснить это командованию полка, но в ответ услышали:

— Выполняйте приказание!

С таким напутствием мы отправились в тыл. Я надеялся на Новикова, на его житейский опыт. С такой задачей мог справиться только бывалый человек, который обладал организаторским волшебством.

Прибыв на место, мы подсчитали, что для поднятия всех боеприпасов надо собрать до сотни подвод. Перебрасывать груз решили из одного района в другой. Районные власти, таким образом, ставились нами перед свершившимся фактом — приехали, принимайте гостей! В этом случае в помощи нам не отказывали. Получив разрешение местных властей и их поддержку, мы начинали кампанию по мобилизации гужевого транспорта для подвоза фронту боеприпасов. Отправлялись по деревням и сами искали лошадей и повозки. В одной деревне председатель колхоза указал нам хату, в которой жил дед, державший коня. С ним не было никакого сладу. Председателя он не слушал и не признавал.

— Его соседка может вам порассказать еще такое, что и во сне не увидишь, — сказал председатель. Перед приходом немцев в деревню Порхай, так звали деда, вынес на улицу табуретку, накрыл ее полотенцем, поставил кувшин с холодным молоком для угощения немцев.

Пройти к его хате от правления колхоза можно было по дороге, сделав небольшой крюк, или прямо через луг. Председатель посоветовал лугом не ходить, так как там оставалось много мин, на которых подрывались люди и скот. Обходить мы все же не стали, пошли лугом.

Во дворе у деда на нас набросилась злая собака. Огромный лохматый пес заставил боком пробираться под окнами хаты к крыльцу и не унимался, когда мы уже были в хате, лаял за дверью.

С печи на нас смотрел Порхай, пожилой мужик с огромной черной бородой. Из-под густых бровей, над которыми нависали взлохмаченные волосы, смотрели удивительно маленькие злые глаза.

— Добрый день, хозяин, — поздоровался Новиков.

— Добрый… — неприветливо буркнул мужик.

— Ну и псина у тебя злая. Волкодав…

— Что скажете? — прервал Порхай Новикова.

— Слезай с печки, будем говорить.

— Я тут послухаю.

— Ну слухай: запрягай лошадь, в обоз поедешь.

— Чиво?

— В обоз, говорю…

— Никуды я не поеду.

— Это почему же?

— Женки дома нету. К внукам ушла, поди, верст за двадцать. Корову бросить не могу. Сдохнет, что будем жрать? А вы не накормите. Не поеду. Хошь стреляй.

Новиков ходил по скрипучим грязным половицам, терпеливо предоставляя возможность хозяину выговориться.

— Еще будешь говорить? — поинтересовался Новиков, когда мужик замолк.

— Всево не скажешь.

— У тебя лошадь в сарае стоит?

— Ну, стоит.

— Где ты ее взял?

— Поймал.

— Колхозную?

— Свою. У меня ее колхоз забрал.

— Почему в колхоз не сдаешь? Надеешься, что немцы вернутся?

Мужик молчал. Я все время наблюдал за его глазами. Кроме глаз, на лице больше ничего не было. Все заросло волосами.

— Лошадь при немцах никому не давал, — выговаривал мужику Новиков. — Соседка с ребятишками просила вспахать огород? Просила. Не дал. Так?

— Так али не так, перетакивать не будем. Ваша власть, — отозвался с печки ревностный частник. — Берите лошадь и воз, а я никуды не поеду. Хворый я и старый. Ваша власть, — твердил мужик.

— Куркуль ты, дед, — просвещал его Новиков. — Лошадь мы у тебя возьмем, телегу тоже и передадим в колхоз.

— Ваша власть, товарищ пан офицер али рядовой. Плохо вижу.

Нагловатое поведение мужика начинало выводить меня из терпения.

— Власть действительно наша, — вмешался я. — С печки придется слезть и запрягать лошадь. Немцам же запрягал, в обозе за старшего был и на старость не жаловался. А кто по хатам бегал и угрожал доносом и расправой за неповиновение?

Мужик молчал. За окнами заскулил пес.

В хату властно вошла старуха, закутанная в тяжелый старинный платок с бахромой. Перекрестилась перед множеством икон в углу.

— Аль вернулась? — поспешил спросить ее мужик.

— Вернулась, — хмуро ответила старуха, снимая платок.

Нас она не хотела замечать. Гремела около печки чугунами, ходила взад и вперед по хате, демонстрируя громким топаньем своих тяжелых сапог, намазанных дегтем, неприязнь к нам.

— Как внуки поживают, бабуся? — поинтересовался Новиков.

— Не ваша забота, — злобно ответила старуха.