— Куда вы едете? Что с вами стряслось?
На первый вопрос Фаддей ответить еще мог (он помнил название деревни, в которой стоял его эскадрон), а для остального ему не хватило слов. Как объяснить, что он заблудился? В книжке этого не было. Помогая себе руками, он стал перечислять: "лес, нет дороги, ночь", потом приложил левую ладонь к сердцу, а указательный палец правой воздел к небу: он Богом клянется, что не кривит душой. К нему подошла старушка, погладила по щеке: "Бедное дитя!" Чтобы разжалобить крестьян еще больше, Булгарин сказал на своем ломаном шведском: "У меня есть мать, она ждет меня". Ему предложили войти в дом.
Хотя было воскресенье, хозяева и батраки оставались дома: финны не ездили в церковь, чтобы не встретиться с русскими даже случайно. Но юный немец из покоренной провинции, да еще любящий шведов… Жадно напившись кофе (если этим словом можно было назвать бурду из желудей), Булгарин знаками попросил накормить его коня и дать ему где-нибудь поспать, потом показал хозяину седло — нельзя ли починить? Он заплатит! Хозяин отвел его в спаленку на верхнем этаже, смотрел, качая головой, как он снимает с себя мокрую грязную одежду, потом забрал всё вместе с сапогами и саблей и унес. Когда голова Фаддея коснулась подушки, в ней на мгновение мелькнула мысль о том, что он один в стане неприятеля, голый и безоружный, однако сон одолел его.
Когда он проснулся, было два часа пополудни. Булгарин осторожно просунул голову в приоткрытую дверь. "Вен!" — позвал он. Ему показалась удачной идея назвать хозяина другом. Тот в самом деле скоро пришел и принес сухое вычищенное платье. Сапоги и сабля блестели.
После обеда (за столом сидело человек двадцать) хозяин пошел запрягать коня, пояснив, что сам отвезет Булгарина в нужную ему деревню. От денег он отказался, сказав, что офицер — его гость, женщины тоже не желали их брать. Фаддей дал несколько рублей работникам, починившим седло (против этого хозяин возражать не стал), а старушку упросил принять на память золотой дукат, матушкин оберег, ради образа Девы Марии.
Ротмистр Кирцели удивился его возвращению, ведь корнет отпрашивался у него на три дня. Финну поднесли стаканчик, а Булгарин еще и заставил своего "друга" взять весь его запас кофе (настоящего!) и сахара: "Жена! Дети! Мать!" Крестьянин встряхнул вожжами и причмокнул губами; Фаддей смотрел ему вслед, переполненный чувствами радости и умиления.
"Ваше письмо огорчило меня. Вы знаете, с каким уважением и любовью я к Вам отношусь, как же Вы могли подумать, что граф Буксгевден способен навредить Вам в моих мыслях? Мне известны его недостатки, но ради благополучного исхода дел и к тому же вынужденный уехать, я не мог поступить иначе, как поставить Вас под начало Тучкова. Если Вам дорого мое уважение, моя привязанность, Вы сможете мне это доказать, предпочтя общее благо и славу Вашего отечества личностям. Служба Ваша, таланты Ваши необходимы Вашему отечеству, так неужто отдельные люди заставят Вас пренебречь благом, какое Вы способны принести, ради личного удовлетворения? Прошу Вас, из любви ко мне, переступить через чувство неприязни, какое Вы питаете к генералу, и оставаться на важном командном посту, который я доверил Вам.
Князь Михаил Долгоруков еще раз перечитал это письмо, отправленное государем из Кёнигсберга по пути в Эрфурт, в ответ на просьбу перевести его из Финляндии на войну с турками, а затем, в который раз, отщелкнул крышку карманных часов: двадцать две минуты до полудня.
Еще немного — и Божий суд свершится! Да будет так! Божью волю нельзя толковать двояко, пусть судьба решит, кому остаться жить и принять на себя командование, а кому уйти навсегда. Двадцать минут до полудня.
Тучкову абсолютно не из чего чваниться перед Долгоруковым. Годы, опыт — это всё наживное. В последнюю кампанию они оба получили "Георгия" на шею, а Долгоруков — еще и золотую шпагу "За храбрость". Но! Храбрость