Битвы орлов

Это теперь тропа такая широкая, а тогда по ней едва могли пройти рядом два человека — он сам и маршал Ланн. Их вел саксонский священник из пылавшей Йены, всей душой ненавидевший пруссаков. Зарево пожаров скрывало от неприятеля мерцание факелов, при свете которых батальон за батальоном, сменяя друг друга, полночи орудовали кирками и лопатами, расширяя дорогу, прежде чем подняться по ней. Подъем был такой крутой, что в каждое орудие впрягали по двенадцать лошадей, а когда пехота построилась на горе, в ранец каждого солдата упиралась грудь товарища, стоявшего позади. Бивачные костры пруссаков были разбросаны до самого горизонта, поэтому Бонапарт отправил Даву в тыл неприятеля, велев Бернадоту прийти ему на помощь в случае необходимости. На своем левом фланге он поставил Ожеро, в центре — Ланна и гвардию, на правом фланге — Сульта. В шесть часов утра Ланн двинулся вперед и за три часа выбил пруссаков из Коспеды, Клозевица и Лютцероде. Когда туман рассеялся, Гогенлоэ ждал большой сюрприз: французы атаковали его со всех сторон.

Кирасиры захватили прусскую батарею из тринадцати орудий. Ответная атака прусской конницы не увенчалась успехом: пехота Нея, построившись в каре, отбила все ее приступы. Гогенлоэ послал в бой пехоту — косым строем, разработанным еще Фридрихом Великим; плотные шеренги солдат шли в ногу под барабаны, стреляя кучно, но в белый свет. Три тысячи французов целый час сдерживали натиск двадцати пяти тысяч пруссаков, засев в деревушке Фирценхейлиген и расстреливая неприятеля из-за укрытий. В час пополудни Наполеон отправил на помощь Нею кавалерию и бросил в бой все силы сразу, включая резерв. Неукротимый Мюрат коршуном налетел на неприятеля, рубя пеших и конных; все орудия были захвачены, прусские линии обратились в паническое бегство, лишь саксонский гренадерский батальон отступал в боевом порядке, защищая командующего. Только тут из Веймара явился Рюхель, за которым Гогенлоэ посылал еще утром; его разбили за полчаса.

Наполеон снова видел всё это: марширующие шеренги, вспышки выстрелов, взрывы, сабельные атаки, выставленные вперед штыки, груды мертвых тел, обезумевшие лошади, волочащие всадников по земле, белые облачка порохового дыма и густые черные столбы, поднимающиеся над горящей деревенькой… Александр внимал ему с благоговением.

Выстроившись цепью, веймарские солдаты сдерживали толпу зевак, явившихся поглазеть на императоров, королей, князей и маршалов. Для Наполеона с Александром поставили палатку, все прочие расположились на биваках под открытым небом. В шатер императоров явилась депутация от Йенского университета; Бонапарт пожаловал привилегии городу, включенному в список его блестящих побед. После небольшой (и не такой кровавой) охоты близ Апольды вернулись в Эрфурт, на представление корнелевского "Горация" — еще одной резни во имя мира и прощения.

Великая армия совершала великий переход с севера на юг, полки за полками шли мимо Эрфурта церемониальным маршем. Маневры, парады, полковые богослужения — Наполеон хвастался своими солдатиками, охотно давая пояснения и настаивая на том, чтобы в почетном карауле при императоре Александре стояли французские офицеры. Константин был счастлив; от его дотошного взгляда не укрывалась ни одна мелочь: детали обмундирования, маршировка, выправка, дисциплина, полковая музыка… Ему понравились 17-й армейский пехотный полк и 6-й кирасирский; 8-й гусарский был красив, зато 1-й гусарский — плохо выучен, гвардия же была великолепна! На один из смотров Александр по рассеянности явился без шпаги; Наполеон тотчас предложил ему свою. "Я никогда не обнажу ее против вашего величества!" — торжественно пообещал ему "кузен". Он попросил прислать ему чертежи всех новых памятников, украсивших французские города, и подробно рассказывал о проектах реформ, которые он хочет провести в России; Наполеон пожелал видеть Сперанского, долго с ним говорил и подарил свой портрет, осыпанный бриллиантами, поздравив царя с прекрасным выбором советника.

О договоре, ради которого все и прибыли в Эрфурт, как будто позабыли. Прогуливаясь под руку с Александром по залам своего дворца, Наполеон говорил о том, как он устал от суетной жизни и как предвкушает тот сладкий миг, когда он сможет без тревог предаться радостям семейного счастья. Но разве это возможно без детей? Красивое лицо Бонапарта исказилось от внутренней муки.

— Моя жена старше меня на десять лет… — произнес он с болью, но тотчас опомнился: — Простите меня, я говорю всякие глупости; не знаю, почему мне захотелось раскрыть вам свое сердце.

Александр нежно пожал его руку. Наполеон вновь заговорил о долгой разлуке, расстояниях, невозможности часто видеться…

— Ах, скоро обед! — встрепенулся он. — Я расчувствовался, а мне нужно дать прощальную аудиенцию господину Венсану.

Лицо корсиканца изменилось на глазах: навернувшиеся было слезы мгновенно высохли, глаза блеснули холодной сталью.

Вечером Наполеон долго не отпускал от себя Талейрана, задавал вопросы и не слушал ответов, заговаривал сам, явно думая о другом.