В четверг шестого октября императоры в одном экипаже отправились в Веймар: Александр хотел повидать свою младшую сестру Марию, супругу наследного принца Саксен-Веймарского, ведь по дороге сюда он смог провести с ней всего несколько часов.
До Веймара было верст двадцать; герцог Карл Август встречал гостей на границе своих владений с целой свитой лесничих и егерей, чтобы сопровождать их на охоту.
Наверное, никогда еще в лес не заходило столько людей разом; лоточники с пирогами и пивом продирались сквозь толпы крестьян в народной одежде, собравшихся точно на ярмарку: мужчины в длиннополых сюртуках с красной подкладкой, женщины в ярких накидках и чепцах с широким бантом… Осень, расписавшая лес яркими красками, придавала прелести этой лубочной картинке.
Короли уже дожидались императоров у павильона на опушке леса, напротив длинной галереи из полотнищ ткани, натянутых между деревьями и украшенных цветочнофруктовыми гирляндами. Всем раздали охотничьи ружья; обер-егермейстер протрубил в рог; несколько полотнищ убрали, и оттуда стали выбегать олени, косули, лани… Их убивали почти в упор, под победные звуки труб и литавр. Время от времени стрельба прекращалась, из кустов выскакивали загонщики, наряженные в звериные шкуры, и оттаскивали убитых животных в сторону, складывая их в кучу. После того как полсотни благородных оленей испустили дух, бойня прекратилась.
Наполеон дал герцогу и герцогине только два дня, чтобы "искупить свое плохое поведение", приходилось спешить. Вдоль дороги, ведущей в Веймар, выстроились городские цеха со знаменами и хоругвями; за обеденным столом, поставленным буквой П, собрались только владетельные немецкие князья, сидевшие по обе стороны от императоров; им прислуживали отпрыски славнейших германских родов.
Беседовали в основном об истории. Князь-примас пустился в подробный рассказ о Золотой булле, согласно которой три курфюрста, король Богемии, Рейнский пфальцграф, герцог Саксонии и маркграф Бранденбурга избирали императора Священной Римской империи, причем курфюрст Майнцский играл ведущую роль в Рейхстаге. И так продолжалось почти двести лет, пока французы не собрали тринадцать княжеств в Рейнский союз, — с 1409 года!
— Полагаю, вы ошиблись, — вдруг перебил его Наполеон. — Золотая булла была принята в 1356 году, в царствование Карла IV Люксембурга, за что ее и прозвали "каролиной".
— Да, вы правы, ваше величество, — смутился Даль-берг, — я и сам теперь припомнил, что в 1356-м. Но позвольте узнать, откуда вам это известно?
— Когда я был лейтенантом артиллерии… — начал Бонапарт.
Ножи и вилки застыли на весу, все головы повернулись к императору французов.
— Когда я имел честь быть лейтенантом артиллерии в гарнизоне Баланса, — с нажимом повторил Наполеон, — я жил довольно уединенно и сторонился общества. По счастью, моим соседом оказался один книготорговец, весьма просвещенный и любезный человек. За три года я перечитал все книги из его библиотеки и ничего не забыл.
Никто не нашелся, что на это ответить.
Концерт, запланированный после обеда, пришлось пропустить: всё общество отправилось в театр — в парадных каретах, по иллюминированным улицам, между двумя шеренгами жандармов с факелами в руках.
Гёте был уже в театре; Наполеон прошел прямо к нему и заговорил как со старым знакомым. Его интересовало мнение куратора Веймарского театра о труппе Французского. Гёте сдержанно похвалил игру актеров, сказав при этом, что ему не понравилась пьеса, которую он видел вчера, — "Баязет" Расина: политика становится заложницей любовных страстей, и всё заканчивается большой резней. Чуть поодаль дожидался высокий темноволосый мужчина лет сорока, с благородной осанкой и печальным взглядом серых глаз. Наполеон сделал ему знак подойти.
— Мне жаль, что игра Тальма вам не нравится, господин Гёте, но я не могу отказать себе в удовольствии представить его вам.
Актер смутился, Гёте запротестовал: игра господина Тальма показалась ему превосходной!
— Ах, господин Гёте, вы всё испортили! Вы обратили внимание, как Тальма побледнел? Я надеялся увидеть сцену из трагедии, сыгранную экспромтом! Итак, Тальма, что за пьеса будет нынче вечером?
— Вашему величеству стоит только приказать. "Цинна", "Андромаха", "Британник", "Заир" — всё разучено и отрепетировано.
— Нет, другое. Я хочу сегодня "Смерть Цезаря".
Гёте не поверил своим ушам: эта пьеса была запрещена и во Франции, и в России. На что опять намекает Наполеон? Что он задумал? Но через несколько минут Тальма уже декламировал со сцены:
Публика внимала ему, как завороженная.
— Странная пьеса этот "Цезарь"! Республиканская! — шепнул Наполеон на ухо герцогине Луизе, сидевшей рядом с ним. — Надеюсь, она здесь ничего не натворит?
Он провоцирует немцев, — понял Гёте, — этих "ночных колпаков", которым для счастья достаточно знать, что в их погребах полно капусты. Они-то не посмеют поднять руку на Цезаря!