Битвы орлов

— Он говорил о вещах вполне благоразумных, сир: его государь надеется, что ваше величество предотвратит угрозу, нависшую над Австрией, и не позволит императору Наполеону вовлечь себя в новую войну. Осмелюсь заметить, что… я такого же мнения, сир.

Настала тишина, нарушаемая только тиканьем каминных часов. Сердце Талейрана стучало быстрее. Александр не настолько простодушен, как хочет казаться; не может быть, чтобы он подпал под обаяние корсиканского выскочки. Похоже, что войны не избежать, но ее исход не предрешен… Он чуть не вздрогнул от стука чашки о блюдце.

— Я согласен с вами, — сказал Александр, — но это будет нелегко.

Впервые Талейран не проклинал свою хромоту: его подпрыгивающая походка на самом деле выражала тайную радость. Коленкур потрудился на славу; возможно, вдвоем им удастся остановить это безумие и вернуть, наконец, порядок в Европу!

На следующий вечер у Александра был озабоченный вид, княгиня развлекала его светскими анекдотами, и Талейран поддерживал эту фривольную беседу, с трудом сдерживая нетерпение. Какого черта? В какие игры они здесь играют? У них не так уж много времени. Воспользовавшись тем, что разговор вернулся к сегодняшнему спектаклю, князь Беневентский процитировал несколько строк из монолога Митридата:

Я им не уступлю. Устанут, покорятся.
Пусть дружбой роковой со мною тяготятся
И каждый норовит сю ношу отвратить,
Всем нужен вождь, чтобы тирана победить, —

добавив с невинным видом: не правда ли, что в эти слова о римлянах Расин как будто вложил ненависть Бонапарта к англичанам? Император сказал, что у него разболелась голова, и ушел, простившись, однако, до завтра. Утром Талейран спросил Коленкура, уж не зря ли они хлопочут, но тот умолял проявить терпение.

— Сир, зачем вы сюда приехали? — После "Британника" Талейран решил пойти ва-банк. — Только вы можете спасти Европу, и вы добьетесь этого, если будете противостоять Наполеону. Французский народ цивилизован, государь его — нет; русский государь цивилизован, народ его — нет; следовательно, русский государь должен стать союзником французского народа.

— Я бы хотел этого, но сие непросто: император Наполеон весьма силен.

— Рейн, Альпы, Пиренеи — вот завоевания Франции, остальное — завоевания императора, Франция ими не дорожит. — Ложечка со звоном упала на чайный столик. — Будьте тверже, у вас тоже есть голос. Разве статьи об Австрии, негласно включенные в Тильзитский договор, не кажутся вашему величеству бесполезными? Доказательства доверия должны быть взаимными; если ваше величество предоставляет судить императору Наполеону, при каких обстоятельствах должны быть исполнены те или иные статьи, вы имеете право потребовать, чтобы и он считался с вашим мнением. Договоритесь между собой, чтобы всё, что относится к Австрии, было вымарано из проекта договора. Подумайте, в каком страхе пребывает Вена из-за того, что встреча в Эрфурте была устроена без ведома императора Франца. Возможно, вы захотите написать ему и успокоить.

Александр делал пометки карандашом в небольшом блокноте, словно прилежный ученик.

…Наполеон вызвал к себе Талейрана сразу после утреннего выхода. Он стоял у окна и даже не обернулся, когда обер-камергер вошел и поклонился ему.

— Мне ничего не удалось добиться от императора Александра, — отрывисто произнес Бонапарт, — я заходил и с одного боку, и с другого, но он немного туповат. Я не продвинулся ни на шаг.

— Сир, мне кажется, что вы уже многое совершили за время, проведенное здесь. Император Александр совершенно вами очарован.

— Это вы так думаете, он дурит вам голову. Если он меня так любит, что ж не подписывает конвенцию?

— Сир, все эти формальности оскорбляют его рыцарские принципы: он считает, что данного вам слова достаточно, к чему еще договоры. Вы же показывали мне его письма, в них это ясно читается.

— Чушь собачья.

Наполеон несколько раз прошелся по комнате, размышляя, потом остановился, заложив руки за спину.

— Я больше не заговорю с ним об этом, чтобы он не подумал, будто для меня это важно, — сказал он, словно самому себе. — По сути, сам факт нашей встречи, окутанной тайной, заставит Австрию нервничать: она решит, что мы подписали какие-то секретные документы, и я не стану ее разубеждать. Если Россия хотя бы подвигнет императора Франца, собственным примером, признать Жозефа королем Испании, это будет уже кое-что, но я на это не рассчитываю: мне потребуются годы на то, что я сделал с Александром за неделю. Не понимаю я вашей склонности к Австрии, это старорежимная политика.

— Это политика нового режима, сир, вашего режима. Вы — тот государь, на которого уповает цивилизация.

Талейран низко поклонился. Наполеон бросил на него подозрительный взгляд и сказал, что больше его не задерживает.