Читаем Битвы орлов полностью

Мглистый вечер спустился на поле битвы; только вспышки редких выстрелов в тумане да вопли убивавших друг друга людей давали понять, где еще идет бой. Бледное лицо Каменского перекосилось от гнева, когда адъютант доложил, что по всей линии производится ретирада, только егери да две роты Литовского полка сдерживают неприятеля у моста. Бой барабанов, раздавшийся за спиной, заставил графа просветлеть: это шли батальоны из Вазы, за которыми он посылал к Раевскому. Каменский поскакал к ним, спрыгнул с коня, бросив поводья адъютанту:

— Ребята, за мной! — сказал он, выхватывая шпагу из ножен. — Покажем шведам, каковы русские! Не выдавайте!

— Рады стараться, ваше сиятельство!

Бой барабанов сменился с походного на боевой.

— Ружья наперевес! С нами Бог! Ура-а!

Каменский бежал на торжествующие трели шведских флейт; его глаза сияли, точно алмазы, за спиной раздавался грозный топот множества ног. Из тумана выныривали темные фигуры, крайние отбегали в сторону, пропуская, другие же разворачивались и бежали рядом с генералом.

— Вперед! Коли! — кричал Каменский; горячая волна злости несла его на себе неудержимо.

Первый швед, попавшийся ему на пути, растерялся и не смог отразить удар. Генерал вынул шпагу из проткнутого горла и едва успел увернуться от штыка, отбив лезвие кверху. Шпага сломалась; Каменский схватил угрожавшее ему ружье и вырвал из рук солдата, пнув его коленом в живот, потом ударил прикладом в голову. Из множества глоток рвались звериные вопли, штыки с хрустом вонзались в тело; живые спотыкались об убитых и раненых; отступающие обратились в наступающих, торжествовавшие победу бежали назад, под защиту своих батарей и укреплений. И батареи заговорили: картечь, ядра, пули сыпались с черного неба, как снег в февральскую метель. Каменский отправил часть людей в обход — через засеки, валуны и бурелом, чтобы ударить шведам во фланг и захватить шанцы.

Последние угли заката давно погасли под пеплом тумана. Шли впотьмах через лес, тяжело дыша, напарываясь на сучья, теряя заблудившихся… Но дошли. Заслышав дальнее "ура!", Каменский снова дал сигнал к атаке.

У кирхи Оравайса пехота остановилась, валясь с ног от усталости, только Кульнев со своими гусарами гнал шведов дальше, пока не встал перед пылающим мостом. Каменский обходил кругом биваки без костров (разводить их не было сил), благодарил солдат и офицеров. На рассвете выступили в поход: нельзя упускать Клингспора из виду.

***

Солдаты бежали. Шведские солдаты бежали! Несколько человек попытались отстреливаться, восстановить строй, и в сердце короля встрепенулась надежда, но на них налетели гусары в темно-зеленых, почти черных ментиках и с окровавленными клинками. На сходнях было столпотворение, каждый норовил прорваться вперед, отпихивая других, люди падали в воду, отчаянно барахтались… Позор, какой позор! Густав Адольф опустил подзорную трубу.

Королевская яхта "Амадис" стояла на якоре между островом Оялуото и берегом Финляндии, где два дня назад высадили десант. Две тысячи солдат! Гвардия! Они должны были пройти восемьдесят верст до Або и выбить оттуда русских с помощью местного населения, которое не преминуло бы восстать против захватчиков, воодушевленное поддержкой своего монарха. Когда-то отец Густава Адольфа следил с борта этой же яхты за ходом морских сражений с русскими — шведы творили чудеса, зная, что на них смотрит сам король! А ныне что?

Это наказание, Божья кара — не ему, а им, этому коварному народу, убившему своего короля. Это месть за Густава III! Пусть же умрут, презренные трусы! Он тоже умрет — но с честью, не как они. Все постоянно твердят ему о народе, его интересах, его правах — что значат эти права по сравнению с его честью? Народ, опозоривший своего короля, не достоин жизни!

Немолчный грохот артиллерийской пальбы слился с отчаянными воплями и женским визгом: деревянные дома Гельзинга пылали. Корабли на рейде поднимали паруса, это усилило панику среди тех, кто оставался на берегу.

Капитан "Амадиса" кашлянул, чтобы привлечь внимание короля. Ветер с берега, искры могут долететь и сюда. Не прикажете ли?..

О, как он устал! Ему постоянно говорят об опасностях и о врагах, ни шагу нельзя ступить спокойно! Гори всё огнем. Снимайтесь с якоря, капитан.

***

Шведская позиция за рекой была хорошо укреплена, но дух ее защитников сломлен, Каменский это чувствовал. Один решительный удар — и всё будет кончено. Паромы построены, батальоны ждут переправы, Казачковский и Властов уже двинулись в обход.

Кульнев сказал, что Оравайс — Маренго Каменского. Всё теперь сравнивают с победами корсиканца, будто и не было великого Суворова! Неужели и Чёртов мост уже позабыли? Николай Михайлович написал представление государю о награждении Кульнева за Куортане и Оравайс — это его победы, а у Каменского еще будет свой Измаил — Гамле-Карлебю.

Граф ждал вестового от Властова, чтобы дать сигнал к наступлению. Адъютант Буксгевдена прискакал раньше: граф Мориц Клингспор запросил переговоров.

***
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза