Выслужившись в командиры из простых крестьян, как тот же Луков или Эриксон, Марий не уступал рядовым легионерам в выносливости и трудолюбии, нередко копал вместе с ними ров или ставил частокол вокруг лагеря, а среди начальников выделялся смелостью, благоразумием и предусмотрительностью. Он говорил, что настоящий полководец не станет держать солдат в нужде, сам живя в довольстве, и не присвоит себе их славу, оставив им в удел одни труды, — так поступают лишь властители. Сменив на посту командующего Квинта Цецилия Метел-ла, обласканного Сенатом, Гай Марий сумел совершить то, что не удалось ему, — захватить несколько городов, поддерживавших коварного царя Югурту, и завладеть его казной, хранившейся в неприступной горной крепости. Нумидийский царь был неуловим, появляясь со своими летучими отрядами то здесь, то там; местное население помогало ему, думая, что противится римским завоевателям, тогда как на самом деле продлевало неправую власть над собой бесчестного узурпатора. Когда римляне возвращались на зимние квартиры, на них внезапно напала конница нумидийского и мавританского царей. Не успев даже построиться в боевой порядок, они оказались в кольце врага, но Марий не испугался: он появлялся в самых опасных местах, приходя на помощь дрогнувшим, и увлекал солдат своим примером, потому что отдавать приказы было невозможно. Спустилась ночь; варвары решили, что окруженные римляне никуда не денутся, и отправились пировать, пока не заснули; римляне же не смыкали глаз и, улучив момент, напали на врага, разбили его и вырвались из ловушки…
Пробили вечернюю зорю. Давыдов ушел в балаган, надеясь хоть немного поспать перед трудным завтрашним днем. Их с Кульневым кони остались стоять оседланными; полковник и сапог не снимал, когда ложился отдохнуть, только отстегивал саблю и клал рядом с собой. Все. командиры разъездов, возвращаясь с задания, непременно должны были будить его и докладывать обстановку — видел или не видел неприятеля. Не зная, кто где спит, командиры эти часто будили Давыдова вместо Кульнева, так что во всю ночь не было покоя. Но сегодня разъездов нет, только караулы; неприятель на позиции; Каменский приказал атаковать его завтра в десять утра.
…Барабаны забили боевую тревогу в семь. Шведские передовые посты были сбиты и отступили к мосту через речку, но у самого моря русских егерей атаковали превосходящие силы неприятеля. Кульнев отправил Давыдова к Лукову, чтобы поспешил на помощь, и велел артиллерийскому поручику выдвинуть на дорогу орудие и вести огонь.
Канонерские лодки высаживали десант. Вскарабкавшись на крутой каменистый берег, шведы со страшным криком бросались в атаку. Кульнев успел перебросить туда четыре пушки, которые жахнули картечью. Оставаясь возле них (он весьма прилично разбирался в артиллерии), полковник отправил Давыдова посмотреть, что творится на дороге.
Денис еще издали увидел убитых упряжных лошадей. Мертвые тела артиллеристов застыли в разных позах; поручик забивал в ствол картечный картуз. Он был с непокрытой головой, грязное лицо блестело от пота, по щеке ручейком стекала кровь.
— Поручик, вы ранены! — окликнул его штаб-ротмистр. — Садитесь сзади на моего коня…
— Не могу оставить орудие! — сиплым голосом отвечал офицер, не глядя на Давыдова и продолжая орудовать банником.
Денис повернул коня и поскакал обратно.
Каменский слышал стрельбу, не мог не слышать. Он должен был уже выступить, он идет сюда, — думал про себя Давыдов, летя во весь опор по дороге. Так и есть — вон шагает колонна. Съехав с дороги, адъютант Кульнева обходил ее сбоку, пока не увидел конную артиллерию.
— Извольте следовать за мной! — сказал он первому же офицеру.
Офицер-артиллерист ехал за ним верхом, возница погонял лошадей, солдаты подталкивали колеса, когда орудие застревало в рытвинах. От поворота дороги уже можно было разглядеть одинокую пушку и темно-зеленую фигурку, скрючившуюся у лафета. Убит? Устал? Кончились снаряды? Упряжных лошадей пустили вскачь, люди бежали следом. Давыдов снова повернул коня и поехал отыскивать Кульнева.
Все приведенные Каменским войска должны были сразу вступить в дело: после канонады шведы шли в штыковые атаки, отбивать которые становилось всё трудней, тем более что патроны и заряды были на исходе. Адъютанты и ординарцы Каменского носились под пулями, как угорелые: недовольный медлительностью в исполнении его приказов, генерал переменил всех командиров прямо во время боя, поставив в центре Кульнева.
Выстроившись в цепь, русские молча смотрели, как с холма спускаются к большой дороге две неприятельские колонны: шведов вел Фегезак, финское ополчение — Адлеркрейц. Свистели флейты, били барабаны; шведы шли стройными рядами; первая шеренга уже наклонила штыки. В это время в рядах русских началось движение: примчавшиеся бегом подносчики патронов оделяли боеприпасами застрельщиков — это было изобретение Кульнева, не оставлявшее никаких оправдании трусоватым рекрутам. "Заря-жай!"