Беспокойные

Я рассказала Диди про Хайфэна.

– Наверно, мне хотелось чего-то большего, чем просто жить с ним. – Я налила масла на сковороду и включила конфорку.

– Ты вольная душа, но практичная. Как моя сестра в Бостоне. Она вышла за парня с грин-картой. А я более романтичная. Я выйду по любви.

Мне нравилось, что меня зовут вольной душой.

Раз в месяц я звонила йи ба.

– Как там в Нью-Йорке? – спрашивал он.

– Чудесно. А как в Минцзяне?

– Так же. – Потом рассказывал мне про новый дом соседа, где ковры щекотали пальцы.

– Я постараюсь заработать еще, чтобы прислать тебе денег, – сказала я.

– Тебе деньги нужны больше. Я-то могу о себе позаботиться.

Две мои соседки родили в Нью-Йорке и отправили детей к родным в Китай.

– Когда они малыши, они ничего не помнят, – сказала Хетти – парикмахерша с лохматым каре. Она складывала одежду в коробку, которую держала под койкой. – Они без нас не скучают. Ты помнишь себя в его возрасте? Спорим, что нет. – У Хетти был трехлетний сын, которого она не видела два с половиной года: он жил с ее родителями в деревне, пока ее муж работал в месте под названием Иллинойс. – Я привезу сюда сына, когда он подрастет для школы. Еще два года.

Мин – без конца курящая официантка – не видела своих дочек больше пяти лет. Они жили с ее семьей в Нанпине.

– Ты попытаешься оставить его при себе, но ничего не получится, – сказала она своим прокуренным голосом. – Я тоже хотела оставить дочек, но это невозможно. Кто будет за ними присматривать? Мы все работаем. Наймешь няню – и не сможешь платить по долгам. А сосредоточиться надо на этом, иначе тебе конец. Уж поверь. – Она говорила и жевала виноград, который выбирала из целлофанового пакета. – Будешь?

Она протянула пакет, и я взяла пригоршню ягод.

– Я не хочу отправлять его в деревню. – Я сидела на койке Диди, держала тебя на руках, пока ты сосал из бутылочки. – Там только мой отец, матери у меня нет.

– Дедушки относятся к внукам лучше, чем к детям, – ответила Мин. – Теперь они знают, что дети снова их покинут. Возраст смягчает людей.

– Отправь его в Китай, – сказала Хетти. – По-другому никак.

– Бесплатная нянечка, – сказала Мин.

Они рассмеялись, но их смех был без стержня – одна вялая бахрома.

В крошечные промежутки между сном и кормлением я исследовала город, держа на руках сверточек с тобой. Мы гуляли на юг Манхэттена, где солнце согревает реку. Там стоял забор – к воде никак не пройти. Это потому, что город не уверен в себе и хотел обезопаситься, отгораживался, чтобы не выпускать жителей. Меня это не смущало. Я не сомневалась, что мы можем уехать, как только захотим. Приближалась зима, но мой затылок грело солнце, и я напевала «ма-ма-ма», и голос у меня был чистым и четким, как у утренних птиц. Ты возился на руках. Любовь во мне словно распушила перья.

Бывали дни, когда я тебя мыла, меняла обкаканные памперсы, надевала тебе ботиночки, носочки, шапочку и курточку, тащила в коляске три этажа, только чтобы ты заголосил, стоит нам свернуть за угол. Пора возвращаться с коляской назад, три этажа, сменить памперсы, помыть и снова одеть, и к этому времени я уже теряла всякое желание куда-то идти. Ты меня дергал, хотел показать одно и то же в десятый раз – розовую рубашку соседки, найденную монетку; ты плакал и колотил ложкой по кухонному полу. Я так мало пробыла Полли – а Полли уже ускользала от меня. Сколько всего в мире я не увижу.

Недели, месяцы проходили как в тумане, сливались в один долгий вязкий день, в который я никак не могла выспаться. На рамах нарастал лед, солнце отказывалось выйти до конца. Теперь для прогулок было слишком холодно, слишком хлопотно ездить с младенцем в метро, так что мы оставались дома целыми днями, бродили из спальни на кухню, из ванной в спальню, сидя в своем загоне. Я пела дурацкие песенки про цыплят и золотых рыбок и рассказывала сказки про рыбацкие лодки, баньяны и учителя Ву. Смотрела телевизор, пока соседки уходили на работу. Моими лучшими друзьями стали актеры из испанского сериала, которые ссорились и мирились, как по часам, – крошечные стройные женщины на высоких каблуках и в коротких платьях и блестящие мужчины в рубашках с воротниками и выглаженных брюках. Мне хотелось собственную спальню, как у актеров, чтобы растянуться на кровати, где уместилось бы четыре человека. Квартира уменьшалась.

Потом наступила весна, лето, и вот я провела в Нью-Йорке почти год. Ты становился выше и тяжелее, энергичнее и любопытнее, а когда ты начал ползать, я не могла спустить с тебя глаз, иначе ты лез руками в унитаз, а потом себе в рот, находил и ел гнилые крошки в углу, подносил мне дохлого таракана, как двадцатидолларовую банкноту. Деньги кончились. Я не хотела брать новый кредит, но если бы я вернулась на работу, то пришлось бы кому-то платить, чтобы присматривать за тобой. Соседки оказались правы. Долг был слишком большой, и я отставала от графика. Я так и не послала денег йи ба. А зарплата Диди в маникюрном салоне кормила всю ее семью в деревне. Даже Цзин-Джон купил матери дом.