Берегини

Вождь направился к клетке с волчицей, отодвинул засов и распахнул дверцу. Отошел в сторону, чтобы не пугать Серую Шубку, и позвал:

– Ну, беги скорее к своей подруге...

Волчица осторожно сделала несколько шагов. Принюхалась. Остановилась и вздыбила шерсть на загривке, заметив волкодава. Вард приближался, виляя хвостом. Волчица оскалилась и глухо зарычала. Пес продолжал идти, как ни в чем не бывало, и тогда Снежка прыгнула. Два огромных зверя покатились клубком по земле, Йорунн испуганно вскрикнула, но несколько мгновений спустя оказалось, что Вард придавил волчицу лапами, а та спокойно лежит на спине и обнюхивает его, изредка беззвучно показывая белоснежные зубы. А когда волкодав, наконец, отпустил ее, Снежка отряхнулась, подошла к Эйвинду и уткнулась влажным носом в его ладонь.

– Эх, ты, Серая Шубка, – конунг коснулся серебристого меха и повернулся к довольному Варду: – Смотри, не обижай ее. И другим в обиду не давай.

Йорунн, набравшись смелости, взглянула в глаза вождя и проговорила:

– Вот и сбылась твоя мечта, конунг. Приручил волчицу.

– Это ж разве мечта! – невесело усмехнулся он. – Так, прихоть. Был бы я волком, другое дело.

И, не прощаясь, ушел. А Йорунн долго еще сидела рядом со Снежкой, гладила ее и думала о чем-то своем, радостном, и в то же время горьком…

Ночью во сне она снова оказалась на празднике, и Эйвинд снова поцеловал ее, и Йорунн уже не посмела прервать этот долгий поцелуй. И приснилось ей, будто Снежка смотрит на них, улыбаясь, и человеческим языком говорит сидящему рядом Варду: «Хотел вождь приручить волчицу, а приручил красну девицу. Отдала она ему свое сердце, а взамен его покой забрала…»

А волкодав в ответ лишь лукаво прищурился. Глаза у него были зеленые, как молодая листва…

Этот сон Йорунн никому пересказывать не стала. Даже любимой подруге.

Сакси быстро освоился на острове, и люди стали говорить о нем без опаски или насмешки как о преемнике старого ведуна. Мудрый Хравн теперь много времени проводил в его обществе, и бывало так, что старику приходилось не только рассказывать, но и слушать. Мальчишка много чего успел повидать, а новые знания подхватывал на лету, и порой дерзко спорил с наставником о том, как правильно толковать руны или небесные знаки. Иногда прав оказывался Хравн, а иногда, на удивление, Сакси. Только к траволечению у юноши ни интереса, ни способностей не было. Бабье это дело – травки варить, так он ответил Йорунн, вздумавшей было спросить его про корень завязника. Девушка не обиделась, только посмеялась. Что поделать, каждому свое.

Были у него и иные, тайные знания. Каждое утро Йорунн встречала его на берегу моря, и порой, по ее разумению, Сакси вел себя странно и совершенно неподобающе. То неподвижно лежал на песке, раскинув в стороны руки и ноги, дышал редко и почти бесшумно, так что пару раз у нее сердце прихватывало – думала, убили беднягу… То становился на голову и болтал в воздухе босыми ногами. То кружился и прыгал, словно в неведомом танце, размахивая палкой вместо меча. На расспросы девушки Сакси отвечал, что еще не бывал в тех далеких землях, откуда пришли эти знания, но встречал на своем пути людей, уже овладевших ими – они-то и передали юноше свою хитрую науку.

Иногда они сидели рядом на песке и смотрели, как солнце встает над морем. Если Сакси был в добром настроении, он доставал вырезанную из дерева маленькую флейту и играл незамысловатые мелодии или рассказывал разные разности. Знал он двенадцать языков, на трех или четырех умел писать, а кроме того у него был дар складывать песни – о воинах храбрых, о свирепых чудовищах, о прекрасных девах и могущественных колдунах. Слова у него сплетались ловко и ладно: не хочешь – заслушаешься. На посиделках девчонки только и ждали, когда Сакси начнет рассказывать и, затаив дыхание, внимали напевному голосу паренька. Воины посмеивались над юным сочинителем, но перебивать не смели. А Хельга садилась ближе всех к рассказчику и не сводила глаз с молодого ведуна, который играл на флейте, смеялся, и в ее сторону совсем не смотрел.

Йорунн тоже нравились его истории. Она и сама умела басни слагать, только не страшные – про лесных зверей да про добрых людей. Так, разве что малышню позабавить.

Как-то ближе к вечеру старая Смэйни вернулась в дом сама не своя. Все головой качала, да шептала что-то себе под нос, укачивая маленькую Эсси.

– Что случилось, матушка? – спросила ее Йорунн.

– Глупость я сделала, милая, – негромко ответила та. – Хотела как лучше, а вышло хуже некуда.

Оказалось, шла Смэйни по двору с девочкой на руках и увидела неподалеку Ормульва с его хирдманнами. Захотелось ей усовестить хёвдинга, показать, какая красавица у него подрастает, на отца похожая… Подошла, заговорила, дитя показала, а он как пес на нее набросился: грубо облаял и велел убираться прочь.

– И зачем я, непутевая, к нему сунулась? – ругала себя старушка. – Никакого дела ему до дочери единокровной нет!

И тут снаружи послышался голос Ормульва. Он искал Смэйни.