Белый олеандр

Во двор вышла девчушка с большими прозрачно-голубыми глазами. Откуда ей было знать, что я ненавижу бирюзовый цвет и что меня тошнит при мысли, что ее мать посвящают в подробности моего прошлого? Почему я не осталась в больнице, под капельницей с демеролом… Девочка направилась прямиком в песочницу. Я против воли встала, зачерпнула совком кошачье дерьмо и выкинула его через забор.

Эд и Марвел Турлок стали моей первой настоящей семьей. Мы ели цыпленка руками, слизывая соус для барбекю с пальцев, как будто человечество еще не изобрело вилки. Высокий краснолицый тихий Эд с редеющими волосами песочного цвета работал в магазине стройматериалов. Бирюзовую краску они, естественно, купили по себестоимости. Во время обеда смотрели телик, разговаривали все разом, и никто никого не слушал. Я думала о Рэе, Старр и прощальной сцене с Дейви. О валунах, зеленой паркинсонии и красноплечих канюках. О красоте камней, бурлящей реке и тишине. Моя тоска то и дело сменялась горячим колющим стыдом. Мне только четырнадцать, а я уже что-то безвозвратно разрушила. Так мне и надо!

Я окончила девятый класс в Мэдисон-Джуниор-Хай, ковыляя с тростью из класса в класс. Раздробленное бедро заживало медленно. Плечо уже работало, и даже треснувшее ребро перестало жечь всякий раз, когда я наклонялась. Но бедро выздоравливать не торопилось, и я неизменно опаздывала на урок. Дни проходили в тумане перкодана. Звонки, парты, переход из кабинета в кабинет. Из учительского рта выпархивали проворные бабочки. Я никак не могла их поймать. Мне нравились меняющиеся цветные группы школьников во дворе, но лица сливались. Они были слишком маленькие и нетронутые, слишком уверенные в себе. Боль для них оставалась страной, о которой слышал или смотрел по телевизору. Она еще не поставила штамп в их паспорт. Мы жили в разных мирах.

Скоро моя роль в бирюзовом доме стала очевидна: нянька для детей, посудомойка, прачка и парикмахер. Парикмахер… Марвел садилась в ванной, точно жаба под камнем, и неумолимо звала меня, как ее — Джастин. Я сбегала в мысли о гамелане, живности в озерцах, оставленных приливом, и даже сине-зеленых занавесках, наблюдая, как текут и прерываются на них полоски. Представляла, что в этом есть какой-то смысл. А она все звала и звала…

— Астрид! Черт, где эта девчонка?!

Притворяться не было смысла, она все равно орала бы, пока я не приду, нарочито прихрамывая, точно служанка в фильме ужасов.

Ее лицо было красным, руки уперты в бока.

— Где тебя носит?!

Я никогда не отвечала — молча открывала кран и пробовала воду.

— Смотри, чтоб не горячо! У меня чувствительная кожа.

Я делала чуть прохладно на мой вкус — круглосуточный перкодан не позволял точно оценить температуру. Она становилась на колени и совала голову под кран, а я мыла жесткие от грязи и лака волосы. Требовалось закрасить корни. Она выбрала светлый оттенок. На упаковке он походил на золотистое сливочное масло, а на ней смотрелся как желтый целлофановый наполнитель для пасхальных подарочных корзин.

Я наносила кондиционер, который вонял прогорклым жиром, смывала его и усаживала Марвел на кухонный табурет. Выстилала раковину газетами и расчесывала спутавшиеся макаронины волос. Дернуть хорошенько — и вырвешь клок. Я начинала с кончиков и двигалась вверх, вспоминая, как по вечерам расчесывала мамины сверкающие волосы.

Марвел без умолку болтала о подругах, клиентках по «Мэри Кей», шоу Опры — нет, она-то сама, конечно, его не смотрит, она смотрит только передачу Салли Джесси, потому что Опра — черномазая толстуха, которая и в поломойки не годится, хоть и заработала за сезон десять миллионов… Я притворялась, что она говорит на тарабарском наречии, надевала перчатки и смешивала содержимое бутылочек. Маленькая ванная без окна наполнялась удушливым запахом аммиака, но дверь открывать не разрешалось — чтобы Эд не узнал, что Марвел красится.

Я разделяла лохмы, наносила на корни осветлитель, ставила таймер. Если передержать, на коже появятся огромные кровавые язвы, и волосы вылезут. Мысль была не лишена очарования, но я понимала, что встречаются дома и похуже. По крайней мере, Марвел не пила, а невзрачный Эд едва меня замечал. Здесь мне практически нечего губить.

— Наберешься опыта, — заявила Марвел, пока мы ждали последние пять минут перед тем, как нанести краску, — выучишься на парикмахера. Для женщины неплохой заработок!

У Марвел Турлок были на меня большие планы. Она не хотела лишиться полагающихся ей денег. А я бы скорее напилась хлорки.

Я смывала краску, нависая над ней, точно скала. Она показала в журнале сложный, как электросхема, порядок укладки. Стиль «космополитан»: по бокам волосы убраны вверх, сзади завивка, спереди — подкрученная челка, как у Барбары Стэнвик из «Знакомьтесь, Джон Доу». Майкл бы содрогнулся! Он Стэнвик обожал… Любопытно, как там его шотландская пьеса. Вспоминает ли он меня хоть иногда? Майкл, ты даже представить себе не можешь, как оно…