Белый олеандр

Я смотрела в глаза Дейви, понимая, что наркоманам, наверное, хуже. Уже отключаясь под действием обезболивающих, изо всех сил сжала ему руку.

— Мои вещи…

— Мы их потом заберем. — Голос соцработницы.

Даже блузку не может по-человечески застегнуть…

Дейви принялся хватать мамины книги, альбом, какие-то рисунки, стенд с пометом животных.

Рэй…

— Дейви, шкатулка…

Его лицо потемнело, он прочитал наши следы. Мозг выключался, перед глазами, переливаясь, как цветное стекло, плавали радужные пятна.

— Пожалуйста! — прошептала я.

— Отпусти его, милая, надо ехать.

Дейви схватил деревянную шкатулку. Его лицо перекосило, как тогда при вывихе. Он шел рядом, пока меня катили к «Скорой», игнорируя увещевания кукольной женщины в черной блузке. В небе серебряным обручем сиял месяц. Бородач загружал меня в «Скорую» и приговаривал:

— Все, все, успокойся, вещи взяли.

Дверцы закрылись, и Дейви исчез. Его и всех обитателей трейлера поглотила ночь.

Глава 9

Ее пальцы двигались среди ракушек и сине-черных моллюсков с острыми краями. Неоново-красные морские звезды распластались на камнях, точно шлепки индийской чечевичной похлебки. Их окружали букетики стрекающих анемон и ярко-фиолетовых морских ежей. Мама касалась растопыренных щетинок, и неподвижные колючки оживали и тянулись к ней, осторожно ощупывая ее пальцы. Она хотела, чтобы я тоже их потрогала, а я боялась, пораженная общением белой плоти и фиолетовых игл, которые разделяло целое космическое пространство, чудо пятнадцати сантиметров воды.

El cielo is azul[8]. Мы жили на Исла-Мухерес, «Острове женщин». Я была маленькой девочкой в линялом платье, загорелая, босая, с белыми, точно пушинки одуванчика, волосами. Помню дробленый ракушечник на улицах, где мы каждое утро стояли вместе с мексиканками в очереди за тортильями.

«¿Cuál es su nombre? Su hija es más guapa»[9], — говорили они и гладили меня по голове. «Какая красивая у вас дочка». Мамина кожа шелушилась, как краска. Ее глаза голубее неба, azul claro[10].

Большой оранжево-розовый отель, пахнущий смятыми цветами мужчина с темными усами, музыка и такси. Мама носила вышитые платья, оголяла плечи. Потом он исчез, и мы перебрались на «Остров женщин».

Она чего-то ждала, а чего — я не знала. Каждый день мы покупали тортильи и с сеткой пешком возвращались в наш беленый домик мимо небольших построек с зарешеченными окнами и открытыми дверьми. Внутри на стенах виднелись фотографии бабушек с веерами, иногда книги. Мы ели camarones con ajo, креветки с чесноком, в ресторанах под открытым небом на пляже. Рыбаки вытащили на берег акулу-молот размером как две их лодки, и все высыпали фотографироваться рядом с огромной головой. Пасть мрачно скалила батальоны зубов. Я испугалась, когда мама бросила меня на берегу и пошла плавать в нежно-голубых волнах. Что, если появится еще одна акула, вода станет красной и оголятся кости?

Когда бы я ни проснулась, меня ждал демерол. Врачи в масках, мягкие руки сестер, цветы, сладкие улыбки, капельницы, дети, перевязки, каждый вечер по телевизору «Том и Джерри», воздушные шарики и незнакомые люди. Просто скажи нам, просто скажи. СС. Полицейские в штатском. Как было описать Старр в перекрученном халате и с револьвером в руке? Я предпочитала думать о Мексике и мягких, точно мыло, обветренных лицах. Надоедливые звуки вокруг становились звоном комаров в нашем домике на «Острове женщин».

В полнолуние мама вдруг собралась, и мы уехали, взяв только паспорта и деньги, зашитые в пояс у нее под платьем. На пароме меня рвало. Ночевали на новом пляже, далеко на юге.

На следующий день она танцевала на крыше отеля с молодым человеком по имени Эдуардо. В распахнутые окна был виден риф в прозрачном, как стекло, море. На верхнем недостроенном этаже, под крышей из пальмовых листьев были натянуты гамаки, и мы могли жить здесь сколько угодно. В Плая-дель-Кармен мы были счастливы, разъезжая с Эдуардо на его черном «Додже» и чувствуя себя богачами — ¡qué rico![11] — хотя в городе было всего две мощеных улицы и лавка мичоаканского мороженого на палочке. Помню картины, изображающие снежные вершины вулканов. Дважды в неделю приходил туристический лайнер, покачивая на волнах пятиэтажной массой, точно плавучий свадебный торт. Мама раскладывала Таро в кафе, где висел жирный дух курицы-гриль и карнитас, свинины по-мексикански. Я смотрела, как мужчина с помощью мачете крошит на тортильи мясную стружку. Ели мы вдоволь.

По ночам Эдуардо играл на гитаре и пел цыганские песни вместе с гостями отеля, а я качалась в гамаке, как сложившая кожистые крылья летучая мышь. Летучих мышей по ночам была тьма-тьмущая. Мама говорила, их привлекают фрукты: манго, бананы, папайи. Все мое тело покрылось «ведьмиными кольцами» лишая. Доктор в бетонной клинике дал лекарство.

— Когда мы уже поедем домой?

— У нас нет дома. Я твой дом.

Какая она была красивая в купальнике и скатерти, обернутой вокруг бедер!