Башня Ворона

Люди в основной своей массе пекутся о благополучии человечества – или конкретных людей. Пекутся о детях, родственниках, друзьях. Соплеменниках. Пекутся о потенциальных детях и внуках – еще не рожденных и даже не зачатых. Зачастую, как это ни странно, пекутся о совершенно посторонних людях. Я воочию наблюдал, как они трудятся в поте лица, возводя закрома, пристанища для тех, кто явится после них, без надежды возвратиться самим. Наблюдал, как они свежуют, выделывают и сшивают шкуры для не успевшего родиться дитя или для второй половины еще не повзрослевшего ребенка, который в силу возраста даже не помышляет о браке. Все это я считал сугубо человеческой чертой, коей люди наделены от природы.

Никогда не думал, что и сам способен на нечто подобное.

Обращались ли ко мне с мольбою уберечь становище от невзгод? О, сотни, тысячи раз! Обещал ли я выполнить просьбу? Буквально – нет, но тем не менее выполнял. Почему?

Чем я отличаюсь от племени у подножия?

Фактически всем. И во всем. Но если присмотреться, ничем вовсе.

Пока я предавался раздумьям, Мириада не нарушала моего одиночества. Вероятно, странствовала где-то. Но однажды утром, наблюдая, как люди в становище снуют взад-вперед, таскают воду, чинят полотнища юрт, собирают ягоды вдоль ручья, болтают, поют или отмалчиваются – по настроению, – я услыхал знакомый писк.

– Цокчи совсем близко, – сообщила Мириада.

Чем дольше я размышляю, тем сильнее дивлюсь лютой ненависти, разгоревшейся между ираденцами и вербами. Так уж повелось, что соседствующие народы часто враждуют между собой, однако ираденцев и вербов разделял непроходимый лес. Мне казалось, пока бог Безмолвных не позволил прорубить дорогу сквозь чащу, народы, обитавшие по разные ее стороны, практически не контактировали друг с другом, мнили себя обособленными, даже говорили на разных языках, ну или, по крайней мере, на разных диалектах.

Однако в действительности (о чем ты наверняка осведомлен) оба народа причисляют себя к ираденцам, не к вербам. Это наводит на мысль, что доходившие до меня рассказы об истоках и становлении Вастаи, Ирадена и самих ираденцев далеки от истины либо неполны.

Думается, я упоминал, что в пору, когда Ворон развязал войну против богов града Вускции, вербов воспринимали как не более чем досадную помеху. Помеху, безусловно, многочисленную, иначе ираденцы в стычках с ними не обращались бы за помощью к лесу. Впрочем, вербы представляли опасность лишь для хуторов на окраине, куда изредка совершали набеги. Лишь спустя десятилетия их стихийные группировки объединились в более-менее организованные войска. (Зачастую менее: вербы хоть и мнили себя единым сплоченным народом и присягали на верность царю, но каждый клан – точнее, каждый его участник – действовал сугубо на свое усмотрение.)

Разумеется, являй вербы более ощутимую угрозу, Ворон вряд ли бы сумел всецело сосредоточиться на захвате пролива. Однако с тех пор кое-что переменилось. И это нечто подтолкнуло – вернее сказать, вынудило – вербов, а заодно онов и прочих направить стопы к Горбатому морю. Редкие набеги переросли в неусыпное стремление оттеснить зыбкую границу Ирадена обратно к лесу. Не знаю, совпадение или нет, но в тот же самый период началась экспансия ксуланцев: они завоевывали и удерживали близлежащие города, подминали под себя все новые территории, заявляли права на виноградники и прочие угодья, снабжавшие Ксулах провизией, охраняли и контролировали маршруты, по которым им поступали предметы роскоши и товары первой необходимости. Да, Ксулах лежит далеко, но не настолько, чтобы не добраться до Ирадена. В довершение всего нельзя не заметить, что в последние двадцать-тридцать лет поток товаров из Ксулаха увеличился. Нельзя не заметить, как свободно Дупезу изъясняется на вербском, словно выучил его совсем недавно, а если у него или у заезжих ксуланцев возникала нужда в толмаче, они без труда находили верба, владевшего ираденским и ксулахским.

Попытка вербов заручиться поддержкой Охотницы в борьбе против Ирадена пришлась на самый конец лета, незадолго до наступления холодов. С приходом зимы сражения прекращаются, все серьезные баталии откладываются до весны. Многие воины спешат по домам – сеять озимые или просто отдохнуть от тягот армейской жизни.