– Хорошо, господин.
– Меж тем дядюшка обязательно предпримет меры, удостоверившись в серьезности моих намерений. Мне грозит опасность. Да и тебе тоже. Боюсь, тебе даже больше, меня он поостережется тронуть у всех на виду. Никакой титул не спасет его от гнева народа Вастаи – не говоря уже о совете и Обители, – вступи он со мной в открытую конфронтацию. А вот ты – удобная мишень. Берегись.
– Непременно, господин.
– Ну а пока, – зябко поежился Мават, – не раздобудешь мне пряного пива?
Наутро ты чуть свет вышел с постоялого двора, не удостоив взглядом завтракавших ксуланцев, и зашагал по городу. Казалось, ты бесцельно прогуливаешься, бродишь туда-сюда. Доводилось ли тебе прежде бывать в городах, подобных Вастаи? Скромный по сравнению с градом Вускцией, лежащим через пролив, он меж тем превосходил размахом большинство ираденских поселений. Задумывался ли ты о том, что видел, слышал и обонял на своем пути? Очутившись на окраине, где трудились кожевники, размышлял ли ты о том, почему запах мочи и гниющей рыбы, от которого ты так кривил лицо, не проникает в примыкающие кварталы? Гадал ли, чем плавят металл и раздувают меха, когда под оглушительный лязг молотов проходил мимо кузницы? Поравнявшись с колодцем, терзался ли догадками, за счет чего в многолюдной Вастаи с ее обилием отходов человеческой жизнедеятельности вода остается чистой и безопасной для питья? Прогуливаясь по мощеной площади вдоль рядов, где торговали всякой всячиной: хлебами – обычными, нашпигованными сухофруктами, приправленными корицей, кардамоном и шафраном; полевыми травами; сырами; отрезами шерстяной ткани, выкрашенной лишайником в оранжевые, зеленые и желто-коричневые тона; свежей капустой и прошлогодними яблоками, – задавался ли вопросом: почему в городе, раскинувшемся подле густого леса, практически все построено из камня? Скорее всего, нет. Но поскольку ты производишь впечатление человека вдумчивого, небольшая вероятность все же имеется.
Дорога вывела тебя к Обители Безмолвных – чуть ли не единственному деревянному зданию в округе, стоявшему на окраине поселка, каковым Вастаи был в довороновские времена. На заборе болтались обрывки и клочки окровавленной шерсти, с частокола свисали подношения: связки зубов, яйца, перья (кроме вороновых!), волосы. Гравиевая тропинка тянулась через поросший травой двор к потемневшей двери, подле которой высился деревянный столб с выпученными глазами и разинутым ртом. Тропинку обрамляли шесты покороче, все – обагренные кровью, с привязанными лоскутами или клочьями волос. Вход во двор не запирался, но и без того редкий ираденец отваживался ступить на территорию Безмолвных.
Шесты знаменуют обращения к богу, который многие десятилетия не удостаивал их ответом, тем не менее ираденцы продолжают взывать к нему, и, если вдруг к богу Безмолвных вернется хотя бы крупица его могущества, нескончаемые просьбы (надеюсь!) снова повергнут его в анабиоз. Мне бы очень хотелось сказать, что бог Безмолвных мертв, однако я не осмеливаюсь, поскольку не уверен в правдивости своих слов.
Улица, на которой ты очутился, вела на площадь перед крепостными воротами – вы с Маватом проезжали по ней в день своего прибытия, но едва ли обратили внимание на деревянное строение. Вопреки моим догадкам ты не стал делать подношение, а пристально наблюдал, как три юные девы, приблизившись к относительно свободному участку забора, порезали кончики пальцев и, неустанно бормоча молитвы, капнули кровью на узкие полосы ткани, которыми привязали свои локоны к частоколу. (Обычно так в Вастаи просят ниспослать хорошего мужа или счастливый брак. Однако девы взывали к лесу, чтобы тот сохранил их дружбу до конца дней и уберег от замужества.) Более никто не подошел к зданию, но всякий проходящий мимо молился себе под нос или почтительно кланялся.
Впрочем, время поистине значимых просьб еще не настало. Они совершались в условленный час, глубокой ночью, под бдительным взором почтенных матрон, посвященных в тайны Безмолвных. Бога по-прежнему чтили, хотя человеку постороннему, не знакомому ни с Ираденом, ни с лесом, здание совета показалось бы заброшенным.
Развернувшись, ты отправился на постоялый двор, где застал башенного прислужника в черной блузе; он потягивал пиво и настороженно косился на ксуланцев. При виде тебя прислужник поднялся:
– Ты Эоло, соратник лорда Мавата?
– Да, – коротко отозвался ты.
Слуга залпом осушил кружку и поставил ее на стол:
– Глашатай Ворона требует тебя к себе.
Вы прошествовали мимо Мавата, не удостоившего тебя взглядом, в крепость, где каждый встречный при виде тебя прикидывался безучастным. Из крепости – в башню, оттуда – вверх по лестнице, в залу, где вас с Маватом принимали в день приезда. Сегодня в зале не было ни ксуланцев, ни советников, только облаченный в белое Гибал восседал на резной скамье, венчавшей помост, подле которого на треноге пылала медная жаровня, призванная хоть немного прогреть стылые каменные стены.
– Приветствую тебя, Эоло. Ты ведь Эоло? – уточнил Гибал.
Ты уставился в пол и сдержанным, церемонным тоном откликнулся: