Башня Ворона

Жрица выпрямилась, отвесила три поклона, провозгласив «О Сила и Кротость!». Потом опустилась на колени и стальным огнивом – привезенным, вне всяких сомнений, с юга, через град Вускцию, – разожгла жадеитовую лампадку. Из складок накидки появился мешочек мягкой тюленьей кожи, расшитый пурпурным шелком. Тюленьи шкуры добывали к северу от моего холма и выменивали на древесину, бронзу или металл. Бесценный шелк поставлялся с юга и запада.

– О Незыблемость Гор!

Не поднимаясь с колен, жрица извлекла из мешка пригоршню полированных фигурок, отобрала несколько и выложила их прямо перед собой.

– Сила и Кротость! Горный Оплот! Уверена, тебе известно, что творится на юге. Не нам, смертным, соваться в свары богов, но из-за их противостояния мы лишились стекла и металла. Лишились древесины. Во всей округе не сыскать даже прутика, ведь деревья, что роняли их, вырубили еще год назад.

Свои слова она сопровождала соответствующими фигурками из моего исконного языка, которым не владела. Но до чего смутно они передавали суть ее пылкой речи!

– А то немногое, что у нас есть, вот-вот отнимут цокчи с побережья. Они совершили набег на стойбище к северо-востоку отсюда. Тебе знакомы тамошние обитатели, они наведываются к нам каждое лето. Цокчи забрали все, вплоть до последней щепочки, последнего огнива, последней стальной иглы. И перебили в лагере всех до единого. Уцелела лишь горстка девушек, собиравших яйца; они и известили нас поутру. Сдается мне, всему виною возникший кризис. Отчаявшись раздобыть насущные материалы, цокчи решились на грабеж.

Жрица собрала сакралы, перемешала и принялась выкладывать новую комбинацию.

– Боюсь, так будет продолжаться до тех пор, пока ситуация на юге не изменится, – сокрушалась жрица.

– Почему бы им не последовать примеру предков и не изготавливать иглы из костей, ножи и наконечники копий – из обсидиана, а посуду, печи – из мыльного камня? – обратился я к Мириаде.

Жрица мешкала – то ли услышала меня, то ли нет. Никогда я не стремился к тому, чтобы мои речи достигали человеческих ушей.

– Костяные иглы быстро ломаются, – ответствовала Мириада, – а время, затраченное на их изготовление, можно употребить с куда большей пользой. С ножами и наконечниками то же самое. А металлическая топка с чайником не лопнут от огня. Да и кочевать с ними удобнее. На моей памяти еще не случалось, чтобы медведь или пес прогрызли контейнер из металла, рыболовные же крючки из стали, по аналогии с иглами, служат дольше своих костяных собратьев. Немудрено, что, дорвавшись до этих вещей, люди не желают с ними расставаться. Допустим, они научатся воссоздавать их. Вопрос – когда? А до тех пор они будут голодать, убивать и мародерствовать.

Жрица покачала головой, как будто уловила что-то, но не разобрала слов.

– О Сила и Кротость! Горный Оплот! Хочу спросить. – Она сгребла сакралы и тщательно принялась выкладывать новый ряд. – Когда утрясется конфликт на юге и возобновится торговля?

– Почему мне вечно задают такие вопросы? – выпытывал я у Мириады. – Способность предвидеть будущее у нас примерно одинаковая. Так почему люди спрашивают меня?

– Потому что уверены: ты ответишь, – выдала Мириада. – Молва гласит, будто воззвавшие к тебе получали актуальные, исчерпывающие пророчества, хотя сам ты находился за тысячи верст и столетиями не видел ни одной живой души. Может, сейчас мы узрим, как так вышло.

Жрица убрала сакралы в мешочек, перемешала и принялась вытряхивать по одному на землю. Вскоре в свете лампады мерцал разрозненный орнамент.

– Медведь, – толковала жрица. – Ступай к медведю? Дважды в недра. Трава колышется меж и подле белоснежного… существа? – Она перекатилась на пятки и пробормотала: – Ну и как это понимать?

– Это все, чему ее научили? – спросил я.

Признаться, я был потрясен. До сих пор она слышала от меня четкие ответы и трактовала их без особых проблем.

– По-видимому, ничего другого она не ждала, – разъяснила Мириада. – Среди тех, кто владеет искусством толкования символов, ты слывешь источником надежным, но твои речи чересчур туманны. А как говорится, прочесть символы мало, нужно разгадать их смысл.

– Но я всегда изъяснялся буквально, – возразил я, понимая, насколько нелепо звучат мои оправдания. – По крайней мере, с нынешней жрицей. И с предыдущей.

– Но иногда ты отказывался говорить или не отвечал, поскольку не слышал вопроса. И тогда в игру вступали сакралы. В твоем присутствии всегда можно уточнить, перефразировать и в конечном итоге понять, что ответ – вовсе не ответ, а разрозненный набор символов. Однако люди общались с тобой в такой манере веками, им и в голову не приходило, что ты можешь пренебречь или элементарно не услышать воззвания. Какая бы комбинация ни выпала, они искали – и находили! – в ней твой божественный промысел. С появлением нового языка ситуация усугубилась – теперь даже самый внятный твой ответ чудится шарадой.

– Люди всерьез верили, что все это время я отвечал им? – изумился я. – Даже находясь на расстоянии, когда у меня не было возможности ни услышать их, ни тем более понять?

– Кое-кто верил всерьез.