— Ничего. Мне показалось, что она сейчас вылезет оттуда.
— Которая из них?
— Которая, Настя. А вторая… — Вадим поднес снимок к самым глазам, — а вторая… не вылезет. Она — картинка.
— И что это значит?
— А хрен его знает, что это значит! Спроси у своего волхва! Думаешь, мне не надоело выглядеть идиотом? Я тоже хочу нормальной жизни! Хочу продавать свои таблетки, хочу ходить в ресторан с девушками, понимаешь?.. И при этом, хочу, чтоб никто выползал из фотографий!
— Успокойся, — Слава глубоко вздохнул и заговорил мягко, как врач с больным, — не надо истерик. Все будет хорошо. Мы ж решили, что завтра едем домой. Чего ты еще хочешь?
— Ничего, — буркнул Вадим, — извини, но эта неизвестность меня тоже задолбала. Я устал быть «охотником за привидениями»!.. И, вообще, я пошел спать. Разбуди меня в час или в два, как самому надоест сидеть, — Вадим пошел к палатке, а Слава повернулся к хутору и закурил.
Уже устраиваясь в палатке, Вадим понял, что спать не хочет. Тусклый свет пробивался в маленькое квадратное оконце, и сквозь мутную пленку угадывался темный ствол дуба с кусочком гаснущего на глазах неба. Вадим непроизвольно вперил взгляд в это светлое пятно и замер, подложив руку под голову. Было тихо, только над палаткой противно звенел одинокий комар. Вадим злорадно усмехнулся. На минуту палатка превратилась в крепость, а комар стал олицетворением непонятного мира, который остался снаружи, но теперь никак не мог причинить ни малейшего вреда. От этого чувства защищенности жизнь вновь показаться простой и легко разрешимой схемой — не сложнее оформления аптечной заявки.
Вадим достал снимок, который сразу же забрал у Славы; долго вглядывался в него, пока быстро сгущавшиеся сумерки не размыли изображение, но он ведь и так до мелочей знал каждую черточку. Взгляд вернулся к окну, и то ли от напряжения, то ли… никаких других «то ли» быть не могло! Но там, где недавно чернел ствол дуба, возникло лицо, заглядывавшее в палатку; оно становилось все отчетливей, и, в конце концов, Вадим узнал Настю, серьезную и сосредоточенную. Это уже походило на настоящую галлюцинацию. Он вскочил, но не мог подняться в рост, поэтому по-звериному, на четвереньках, выскочил наружу. Уже совсем стемнело, и над водой, будто крошечные фонарики в нетвердых руках, дрожали странные огоньки. Но испугали его не они, а то, что Слава лежал, свернувшись калачиком, и не шевелился. Вадим бросился к нему; ткнул в бок, и тот, слава богу, пробормотал что-то невнятное. Вадим опустился на колени.
— Слав, поехали отсюда, на фиг…
— Блин!.. — Слава протер глаза и сел, — как это я уснул?.. А что случилось? Куда надо ехать?
— Я только что видел Настю. Там, в нашем дубе.
Слава молча положил руку Вадиму на лоб.
— Жара нет, — констатировал он, и вдруг, схватив Вадима за руку, показал на косогор, — а это что такое?
Вадим поднял глаза и увидел, как по небу метнулся луч. Это был не отблеск факелов, а, именно, луч — не яркий, но хорошо видимый в темном небе. Прочертив широкую дугу, он исчез, оставив лишь молодую луну и россыпи золотистых звезд.
— Н-не знаю…
В тишине послышался посторонний звук, и доносился он с хутора. Слава осторожно поднялся; замер.
— Пошли, посмотрим, — он побежал вперед, пригибаясь и петляя, как в фильмах про войну.
Вадим кинулся следом, понимая, что еще несколько минут и силуэт растворится в темноте. Они не видели, как огоньки над рекой собрались вместе и облаком поплыли за ними.
Когда оба уже поднимались на косогор, и остановились, чтоб отдышаться, удары о землю стали слышны совсем отчетливо (скорее всего, работали ломом или лопатой), а из-за угла — оттуда, где находились могилы, пробивался неяркий свет.
Слава уже двигался вдоль забора, когда почувствовал, как кто-то схватил его сзади. Он осел, не успев даже подумать о сопротивлении; ноги стали ватными, колени дрогнули.
— Смотри, — услышал он шепот Вадима.
Хотел возмутиться, что нельзя так пугать человека, но тоже увидел, как плотная стайка огоньков, подгоняемая несуществующим ветерком, проплыла мимо, искрясь и потрескивая, и исчезла за углом.
— Может, не пойдем дальше? — прошептал Вадим, — мне это не нравится. Похоже на скопление шаровых молний, а от них всего можно ожидать.
Слава был почти готов согласиться, но вспомнил слова волхва о том, что теперь соприкосновение миров неизбежно. А где будет в этот момент самое безопасное место, предугадать невозможно — может, если они побегут обратно, это окажется гораздо хуже, чем остаться в эпицентре?.. У каждого мира ведь свои законы; к тому же, свой робкий голос подало природное любопытство, смешанное с упрямством и авантюризмом нового русского бизнесмена.
— Пойдем, — ответил он также шепотом, — считай, что мы спим, и все это игра воображения.
— Мы не спим.
Прекратившиеся, было, удары, возобновились, гулко и методично. Слава высвободил руку и двинулся дальше.
Остановились они там, где забор поворачивал, огибая участок. Свет стал ярче, и удары отдавались настолько четко, что, казалось, земля сотрясается под ногами.