Во дворе Бугай дрессировал 7-й «Б». «А Петрова с физики сбегает», – раздался тягучий, приторный, а на самом деле ехидный голос Ленки Зверевой, но тот в Антошкину сторону даже не взглянул. Показав Ленке кулак, она припустила со двора, мысленно утешая себя: «Ну ее, физику, все равно в классе из-за шума ничего не слышно. Лучше я параграф вызубрю. Мать, конечно, в школу вызовут, но она не такая дура, чтобы на каждый Кнопкин вызов с работы отпрашиваться». Антошка прекрасно знала, что мать Кнопку не выносит. Когда-то они учились в одном классе, и уже тогда Кнопка была отъявленной подлизой и ябедой. Однажды мать, которая в сорок четвертом году была, конечно, никакая не мать, а стриженная после воспаления легких, вечно голодная, но веселая и бедовая пятиклассница, спела в школьном туалете частушку, услышанную на улице:
«Хорошо тому живется, у кого одна нога,
меньше обуви терется и порточина одна».
Девчонки посмеялись, но прятавшаяся в кабинке Лидка Усова, которую уже тогда все дразнили Кнопкой, побежала к директору и наябедничала. Директор – единственный на всю школу мужчина – одноногий инвалид войны, орденоносец Иван Иванович Скобелев Кнопку не отругал (герой называется!), а, наоборот, обиделся, и мать срамили на педсовете.
«Неужели она у нас до самого десятого класса литературу вести будет, – с тоской думала Антошка, – это ж значит, она с нами и «Евгения Онегина», и «Горе от ума», и «Войну и мир» и все-превсе проходить будет. Хоть бы ее в гороно перевели!» В прошлом году Кнопка на всех углах хвасталась, что ее приглашают работать в гороно инспектором. Класс ликовал, но первого сентября выяснилось, что это была брехня. Зная ее злопамятность, Антошка уже раскаивалась в том, что ни с того ни с сего вступилась за Попова. Ей – сплошные неприятности, а ему все равно пользы никакой. Валерка жил с ней в одном бараке, и Антошка его недолюбливала. Да и за что его любить? Угрюмый, тупой, он вечно ошивался около батареи, где курили взрослые мужики, бегал для них к бабке за самогоном, а когда ему за труды наливали, пил, как заправский алкоголик. Яблочко от яблони недалеко падает. Три года назад Валеркин отец по пьяни пырнул жену ножом. Он, конечно, не хотел ее до смерти убивать – это водка его подвела. Антошка помнит, какой вой стоял в бараке, когда покойницу увозили в морг, и не было конца пересудам о том, как в тот страшный вечер Михаил, Валеркин отец, появился на кухне весь в крови и прохрипел: «Вяжите меня, бабы. Я Настасью зарезал». Его посадили в тюрьму, а Валерку отправили в интернат, откуда через неделю он сбежал и вернулся к бабке. Та вызвала участкового, под конвоем Валерку снова отвезли в интернат, но он снова сбежал, после чего интернатовское начальство сказало: «Не надо нам вашего сокровища, сами воспитывайте», и с тех пор он живет с бабкой-самогонщицей, которая его не кормит и часто лупит по пьяни. Бабы в бараке Валерку, конечно, жалеют и чем могут подкармливают: кто хлебушком, кто тарелкой щей, кто пряничком, но когда у кого-нибудь срезают ночью с форточки авоську с продуктами, достается всегда ему, хотя что, он у них в поселке один такой отчаянный?
Антошка и рада была бы его пожалеть, да не так-то это легко. Она, например, терпеть не может, когда он подкарауливает ее в коридоре и пугает из-за угла. Бежит человек в общественный туалет, ни о чем не подозревает, вдруг кто-то на него как выскочит да гавкнет! Это ж заикой можно стать, а ему, дураку, смешно. Зимой во двор из-за него не выйди – забросает снежками, летом с утра до ночи на качелях торчит и мелюзгу к ним не подпускает. Словом, пропащий он человек.
Загребая кедами хрустящие кленовые листья, Антошка бредет, не замечая красоты этого на удивление теплого октябрьского дня. Деревья стоят уже почти прозрачные, звуки разносятся далеко и гулко, кажется, будто в поселке стало просторнее, потому что ветром с него сдернуло и швырнуло под ноги толстое лоскутное одеяло. Пахнет дымной горечью, прелью, мазутом, небо выцвело, чувствуется, что к вечеру посмурнеет и снова зарядит дождь, теперь уж до самой зимы. Казалось бы, иди и радуйся, что осень нежданно расщедрилась на такой вот золотой денечек, но Антошке грустно. Она думает о том, почему некоторым людям с самого рождения так не везет: «Это ж несправедливо! Одни рождаются умными, красивыми, здоровыми, а другие… «Добро всегда побеждает зло». Это как сказать! У одних в жизни добро побеждает, а у кого-то, как у Валерки, зло, и не о чем тут спорить. Сама-то она в сочинении написала про победу над фашистами, а тот, дурак, не сообразил и написал первое, что на ум пришло. Хотя, если вдуматься, он ведь не соврал, он правду про себя написал, значит, правды тоже бывают разные?»