– Ой, да что вы, теть Шур, я вас просто не заметила.
– Где уж там заметить, она ведь у нас целка-невидимка, – подзуживает тетя Нюра.
– Уж лучче быть целкой-невидимкою, чем честною давалкой, – парирует тетя Шура, а потом, вдруг резко меняя язвительный тон на задушевный, добавляет: – Да не слушай ты нас, Антонина, дур старых. Приняли маненечко с утреца, вот и глумимся над бедным ребенком.
А теть Нюра вторит:
– Не говори… уж такия мы озорницы! А ты чаво под дождем-то бегаешь. За капусткой, что ль, посылали? – И, не дослушав Антошкиного «угу», мечтательно продолжает: – Капустка с картошечкой – самое милое дело.
А тетя Шура вступает плавно, будто песню поет:
– Картошечки нажаришь, хлебушка черненького нарежешь, капустку постным маслицем сдобришь – и ка-ак это все навернешь!
А Нюра в свою очередь:
– А под водочку?
– Ох, не говори… А в войну, бывало, в углях ее испечешь…
Не дослушав, Антошка юркает в темные сени, бежит по еле-еле освещенному тусклой лампочкой коридору к своей, обитой, как и все прочие, драным «дерьмантином», но кажущейся особенной двери и, отворив ее, нарвавшись на материнское: «Явилась – не запылилась. Тебя за смертью посылать!» – слышит прущее изо всех щелей: «Оранжевое небо, оранжевое море, оранжевая зелень, оранжевый верблюд, оранжевые мамы оранжевым ребятам оранжевые песни оранжево поют!»
Добро всегда побеждает зло
Л. Раскину
1
Третьим и четвертым уроками у 7-го «А», как всегда, по средам была физкультура. Мускулистый, румяный, всего второй год как из армии, учитель физкультуры Сергей Викторович, по фамилии Бугаев, а по прозвищу Бугай, был сегодня не в духе. Еще бы! На прошлой неделе он заранее предупредил семиклассников, что заставит бежать кросс, от результатов которого будет зависеть оценка в первой четверти, и вот, как назло: мальчишки многие просто сбежали, а девицы чуть ли не все заявились со справками, что занятия физкультурой им сегодня по состоянию здоровья противопоказаны. Безобразие! В прошлом году были дети как дети, а в этом: мальчишки все, как один, курят, а девчонки новую моду взяли – чуть что бежать в медкабинет и отпрашиваться с уроков. И все бы ничего, если бы медсестра была человек нормальный! Ну, хоть смеху ради поинтересовалась бы: что да как. Куда там! Этой лишь бы сидеть в своей пропахшей лекарствами норе да почитывать книжки про подвиги советских разведчиков. А ему что делать прикажете? Середина октября, каникулы на носу, надо еще прыжки пройти, а он с бегом никак не разберется.
Сергея Викторовича давно подмывало поставить вопрос об освобождениях от физкультуры на педсовете, но каждый раз, когда после обсуждения падения успеваемости и доклада об усилении внимания партии и правительства к работе идеологического сектора директор спрашивал: «У кого, товарищи, есть замечания по поводу текущей работы?», Сергей Викторович наливался свинцовой тяжестью и с тоской думал: «Что мне, больше всех надо? Медсестра – член месткома, к тому же тетка невредная, просто, как все, боится ответственности: любого расквасившего нос третьеклашку норовит в больницу на «Скорой помощи» отправить, а со старшеклассницами вообще считает своим долгом не связываться. Может, она и права. Вон в двадцать третьей школе Михаил Захарыч заставил восьмиклассницу по нормам ГТО отжиматься: та было ни в какую, но тот пристал как банный лист и в результате слетел с работы за профнепригодность: у той преждевременные роды начались, а во всем обвинили его – физкультурника».
Однако, несмотря на осознание всей сложности и опасности работы с подростками, Сергей Викторович про себя называл медсестру не иначе как «убийцей в белом халате», и, стоя перед шеренгой семиклассников, в которой едва ли насчитывалось человек двадцать, он представлял себе, как однажды постучится в медкабинет. Медсестра: «Хто там?», высунет из-за двери свою черепашью головку, а он бац по ней… Тут мысль Сергея Викторовича сделала привычное сальто, и он подумал: «… Или возьмем англичанку. Фифа и цаца. Много о себе понимает. Как-нибудь задержится в школе, а я зайду к ней: «Как живете, как животик…» От удовольствия при мысли о том, как англичанка сперва удивленно вскинет бровки, потом вскрикнет «Да как вы смеете!», а потом сама страстно прильнет к его груди, Сергей Викторович невольно обнажил в ухмылке ряд желтоватых зубов, среди которых, как злодей в засаде, блеснул один металлический, семиклассники заулыбались, но, вспомнив о них, физкультурник стер с лица ухмылку и хмуро скомандовал: «Отставить!»
Выстроившаяся перед ним шеренга представляла собой жалкое зрелище: мальчишки, прыщавые, с сальными патлами, в пузырящихся на коленях трениках, дохляк на дохляке, девчонки по сравнению с ними – толстые тетки, все, кроме Мятлевой. Та – настоящий дистрофик, но бегает неплохо. Сергей Викторович подумал, что потенциал у нее не хуже, чем у Петровой, и для лучшего результата на кросс их надо бы в одной паре пустить, после чего скомандовал по-армейски негромко, но зычно: «Равняйсь, сми-и-ирна!»