Антошка Петрова, Советский Союз

В первый же день им выдали форму: шорты с рубашками, гольфы, пилотки и распределили по парам: мальчик с девочкой, чтобы они так на линейку ходили, в клуб, в бассейн и в столовую. Ребята в отряде давно уже все друг друга знали, поэтому быстренько разобрались по парочкам. Остались только Антошка и еще одна девчонка – Верка Седых, некрасивая, худая и почему-то ужасно жалкая. Встретишься взглядом, и сердце сжимается, а почему, сама не знаешь. Стали они везде парой ходить. Антошка Верке всякие анекдоты травит, та ей в рот заглядывает. Верка в этот лагерь уже не первый раз ездила, поэтому в курсе была, кто с кем в прошлом году дружил, кто кого на белый танец приглашал, кто с кем целовался, так что скоро Антошка знала про всех все, а они про нее ничего.

Никогда прежде она в таком странном положении не оказывалась. Всю первую неделю ее не покидало ощущение, что от отряда ее отделяет невидимая стена. Подойдешь к какой-нибудь девчонке – нос воротит, к группке подойдешь – молча отходят, как от завшивевшей. Нельзя сказать чтобы такое положение очень уж ей нравилось, но до поры до времени она крепилась, думала: стерпится – слюбится.

Как-то раз, перед отбоем, когда Антошка одной из последних в умывалке зубы чистила, Катька Дымова, которая у них в отряде была председателем и одновременно самой красивой девчонкой, спросила:

– Ты чего это с Седых дружишь? Разве не знаешь, что мы еще в прошлом году ей бойкот объявили?

Антошка обрадовалась, что Катька с ней заговорила, но, поскольку рот был набит пеной, лишь промычала:

– Похэму?

Катька презрительно сощурила зеленые, как виноградины, глаза и сказала:

– Потому что она воровка.

Антошка так и застыла со щеткой во рту.

– Не может быть!

– А ты дружи с ней побольше. Она и тебя обворует. Ты новенькая, мы против тебя лично ничего не имеем, но ты поставила себя против коллектива. Объяви Седых бойкот, и мы будем с тобой дружить.

Упавшим голосом Антошка сказала:

– Она же со мной в паре ходит. Что ж она, теперь совсем одна останется?

– Так ей и надо. Вот мы тут тебе ультиматум написали, держи.

Катька протянула Антошке кусок тетрадного листа, на котором было жирно выведено: УЛТИМАТУМ, а на обратной стороне был нарисован череп с костями.

– Даем срок до завтрака.

– А если я откажусь? – Антошка почти с отвращением представила себе умоляющие Веркины глаза.

– Пеняй на себя!

После этого разговора, несмотря на то, что была уже в ночнушке, Антошка подошла к Веркиной кровати и сурово сказала:

– Пойдем, разговор есть.

В Веркиных глазах метнулся страх, но она покорно встала и, ни слова не говоря, поспешила за Антошкой к выходу.

На улице было еще светло, до отбоя оставалась всего пара минут, и в любой момент их могли застукать, поэтому, не мешкая ни секунды, Антошка отвела Верку к забору (в этом замечательном лагере ни рощицы, ни кустов каких-нибудь приличных не было) и спросила:

– Это правда, что про тебя говорят, ты – воровка?

Веркины и без того влажные глаза стали несчастными, как у больной собаки. По ним Антошка все без слов поняла, но опять спросила:

– Правда это?

Опустив голову, Верка кивнула.

– Почему? – спросила Антошка.

– Они со мной дружить не хотели.

– И что же ты украла?

– Конфеты.

– У кого?

– У девчонок.

– Много?

– Все.

– А как они узнали?

– По фантикам.

Собственно, большого преступления в том, чтобы залезть к кому-нибудь в тумбочку и спионерить одну-две конфетки, Антошка не видела. У нее в Комарове так пионерили, да и сама она иной раз не выдерживала конфетной бескормицы. Что в этом такого? Хочется же. Но вот чтобы все украсть? Антошка молчала. Не глядя на нее, Верка спросила:

– Ты теперь тоже мне бойкот объявишь?

Антошка хотела сказать, что надо, мол, подумать, но почему-то сказала:

– Дай слово, что никогда больше этого делать не будешь.

Размазывая слезы по лицу, Верка радостно закивала. Антошка вздохнула, схватила ее за руку, и, как два привидения в белых ночнушках, они понеслись к корпусу, где у входа их уже поджидала вожатая:

– Это что за безобразие? Вы где были? Седых, ты почему плачешь?

– Ольга Пална, Вера цепочку потеряла, мы ее искали, – с ходу соврала Антошка.

Вожатая встревожилась:

– Нашли?

– Нет.

– Золотая?

– Медная, с красным камушком.

Вожатая облегченно вздохнула.

– Ну это еще куда ни шло. Быстро по кроватям. Завтра объявим уборку территории, может, и отыщем твое сокровище.

В палате было уже темно, девчонки делали вид, что спят, Антошка легла и несколько минут беспокойно ворочалась, представляя себе, как завтра из-за ее вранья всех заставят убирать территорию, но утром Ольга Павловна про свое обещание так и не вспомнила, зато девчонки в столовой обступили.

– Ну что, объявляешь бойкот?

Как можно жалостливей Антошка попросила:

– Простите ее, девчата, она ведь и так уже раскаивается.

– Мы тебя предупредили: не объявишь, с тобой тоже никто дружить не будет.

Антошка вздохнула и шепнула обреченно:

– Я лежачих не бью.