Антошка Петрова, Советский Союз

Антошка бегать любила, особенно на короткие дистанции. Ей нравилось ощущение легкости, когда на стометровке она со старта выстреливала и пулей под свист в ушах летела к финишу, но кросс – совсем другое дело. Тут надо силы рассчитывать, экономить, а она дунула во всю прыть, обогнала всех, в том числе и мальчишек, а на втором круге выдохлась: тонкая иголка боли проткнула бок, ноги стали ватными, в горле пересохло, глаза заливал пот, сердце колошматило так, будто норовило выпрыгнуть из грудной клетки. Ее так и подмывало сойти с дистанции, рухнуть на жухлую травку и, забыв обо всем на свете, долго-долго лежать, разглядывая густо рассыпанные по небу легкие перышки облачков, воображая, будто кто-то неведомый вытряхнул вспоротую подушку на выцветшее голубенькое одеяльце.

Антошка остановилась отдышаться и спиной почуяла, как сзади Мятлева неустанно сокращает расстояние. На третьем круге та вырвалась вперед, почти весь остаток дистанции перед глазами вялым маятником раскачивалась ее длинная коса, но на самом финише усилием воли Антошке удалось опять на полкорпуса обойти ее… Откуда-то, из ватной дали, еле слышно прорвалась трель свистка. Антошку опрокинула тяжелая, как стопудовая гиря, усталость. Теперь уже совершенно непонятно было, ради чего она только что так старалась, – пятерка-то по физкультуре ей все равно была обеспечена. Не замечая мелькавших вокруг мальчишечьих ног в длинных, как лыжи, кедах, она лежала на траве, но ни неба, ни облаков не видела – глаза застилал красный пульсирующий туман. Голос Мятлевой неподалеку зудил про то, что она нарочно, мол, скорость сбавила, чтобы не сидеть потом на литературе, вареная, как свекла, но Антошке было уже все равно. Даже то, что Бугай поздравил ее с «настоящим спортивным характером» и пообещал направить на общегородскую спартакиаду, не обрадовало. Преодолевая отвращение к движению, она переоделась, поднялась на третий этаж в кабинет литературы и плюхнулась за парту.

В класс шумной гурьбой ввалились прогульщики. Все это время они проторчали на заднем крыльце. Они вволю покурили, похохотали, построили глазок, наигрались в бутылочку. За два часа они так сплотились, что теперь враждебной массой захватывали классное пространство, тесня вернувшихся с физкультуры по углам. От такой наглости Антошке стало еще больше не по себе, но задребезжал звонок, сидевший за первой партой Кривихин высунулся за дверь и крикнул: «Идет!»

2

В кабинете было душно, воняло потом и табачным перегаром. Учитель русского языка и литературы, классный руководитель 7-го «А» Лидия Борисовна Усова по прозвищу Кнопка, не взглянув на загрохотавший стульями при ее появлении класс, простучала каблуками к своему столу и вместо приветствия пролаяла: «Дежурные, откройте форточку и сотрите с доски», а про себя подумала: «Еще только середина октября – впереди целый учебный год, а как уже все осточертело».

Привычное брезгливое выражение на ее лице сменилось страдальческой миной. С восторгом отчаяния она представила себе вереницу упражнений, сочинений, изложений, диктантов, повторений пройденного материала, работ над ошибками, проверок тетрадей, педсоветов, политинформаций, «Зарниц», походов, сборов макулатуры и металлолома, экскурсий, конкурсов, классных часов, праздничных вечеров, родительских собраний, рейдов по домам, распределений материальной помощи малоимущим, проработок трудных, звонков из детской комнаты милиции… Но это еще полбеды! Впереди зима с ее эпидемиями, соплями, кашлем, борьбой за вторую обувь; неистребимые вши, чесотка, грязь под ногтями, бесконечные хитрости, пакости, ябедничание, вранье, прогулы, драки, слезы, очереди в столовую, сплетни в учительской… Лидии Борисовне захотелось кричать. «Неужели вот так вся жизнь пройдет, – в который раз задала она себе риторический, ставший рефреном всех лет ее работы в школе вопрос, и, не глядя на 7-й «А», голосом, не выражавшим ничего, кроме скуки и презрения, она сказала: «Садитесь». Класс вторично прогрохотал, кто-то уронил портфель, кто-то стукнул соседа учебником по голове, кто-то плюнул через трубочку изжеванным газетным мякишем, кто-то крикнул: «Лидия Борисовна, а Фролов плюется».

Антошка читать любила, а вот уроки литературы терпеть не могла. Увидев, что Кнопка достает из портфеля исчерканные красным листочки с позавчерашним сочинением, она подумала: «Теперь пойдет бодяга на весь урок. Эх, дали бы мне шапку-невидимку!», но тут же сообразила, что на уроке ей шапка-невидимка была бы ни к чему и нужно было бы изобрести что-нибудь принципиально новое, может, таблетку какую-нибудь, чтобы Кнопке казалось, что Антошка, как всегда, сидит за третьей партой в среднем ряду и внимательно ее слушает, а на самом деле она лежала бы дома в материной кровати и спокойно, без помех, читала «Капитанскую дочку».