Лидия Борисовна начала вызывать класс по алфавиту к столу с дневниками и каждому подходившему громко, так, чтобы все слышали, сообщала оценку, одновременно занося ее в журнал и дневник, а Антошка, зная, что очередь ее еще не скоро подойдет, продолжила свои размышления, хотя со стороны могло показаться, что она внимательнейшим образом изучает висевший над доской портрет поэта Некрасова. «Может, научиться ее гипнотизировать, – думала она, представляя себе, как путем долгих тренировок вырабатывает особый магнетический взгляд, от которого Кнопка превращается в добрую, веселую учительницу, вроде англичанки Ангелины Максимовны, – или на худой конец просто их местами поменять, чтобы Геля нормальным человеческим языком рассказывала про Пушкина и Лермонтова, а Кнопка несла ахинею типа: «Вай ду ю край, Вили, вай ду ю край»?
Меж тем Лидия Борисовна подбиралась к букве «П», уже сходили за своими четверками Нуйкин и Осокина, а Антошка, забыв обо всем на свете, представляла себе, как под ее всесильным взглядом Кнопка превращается в обыкновенную канцелярскую кнопку, которую можно подложить на стул Ваське Мурзову, или, еще лучше, в дрессированную собачку, которая, стоя на задних лапках, в блузочке с жабо и плиссированной юбочке, говорит: «Петрова, ты что, оглохла?»
Антошка очнулась. Класс жадно смотрел на нее, ожидая спектакля. На ватных ногах она подошла к столу. Кнопка, как и ожидалось, влепила ей в дневник размашистую тройку, но, когда, всем своим видом говоря: «Ну и поду-у-умаешь», Антошка отправилась восвояси, на нее уже никто не смотрел, так как вслед за ней к столу вызвали Валерку Попова, и тут началась долгожданная «комедия».
– Единица, – торжественно объявила Лидия Борисовна.
Попов хотел взять дневник и возвратиться на свое место, но та остановила:
– Ты на какую тему сочинение писал?
Ничего хорошего от этого вопроса не ожидая, Валерка буркнул:
– Какую дали, на ту и писал.
– Ну и какая же это была тема? – издевательски-ласково продолжила допрос Лидия Борисовна.
– «Добро всегда побеждает зло».
– И что же ты написал?
– Да не знал я чо писать, вы же не объяснили толком, – вспылил Попов.
– Но что-то ты ведь написал?
– Ну.
После медового тона, которым задавались вопросы, Кнопкин рык оглушил:
– Ты мне не нукай, читай вслух свою галиматью!
Скучно, монотонно, запинаясь и переминаясь с ноги на ногу, Попов прочел: «Добро всегда побеждает зло, потому что оно сильнее. Злые люди сильные и умеют драться, а добрые – слабые и их легко урыть…» Класс засмеялся, но Кнопка грозно осадила:
– Тихо! – И, обращаясь к Попову, внешне спокойно, но так, что класс почувствовал клекот ярости в недрах ее тщедушного тела, спросила: – Ты хоть соображаешь, что ты написал?
Попов уставился в верхний угол кабинета, скругленный седой бородой паутины, и едва слышно спросил:
– А чего такого-то?
– Как чего? Ты что, идиот? Сам не соображаешь?
– Сама идиотка, – вдруг выпалил Попов, выдернул из рук у Кнопки дневник и самовольно направился к парте.
После паузы, во время которой Лидия Борисовна несколько раз беззвучно открыла рот, но оттуда, к ее полному удивлению и выпучиванию глаз, не вырвалось ни звука, она наконец просипела:
– Вон из класса!
– Да пошла ты, – снова буркнул Попов, взял рюкзак и направился к выходу.
Вслед ему неслось: «Без бабки в школу не являйся!», но крик заглушил громкий, как выстрел, хлопок входной двери, после чего лицо у Лидии Борисовны стало красное в белую горошинку, и обеими руками она поправила начес и одернула жакет с таким видом, будто только что дралась.
– Тварь неблагодарная, я ему от родительского комитета каждый месяц пятнадцать рублей перечисляю, а он… Сегодня же позвоню в детскую комнату…
– Лидия Борисовна, – не поднимая руки, жалобно проныла Антошка, – у него бабка пьющая, она его не кормит совсем.
Слепыми от бешенства глазами Кнопка обвела класс.
– Это кто сказал? Кто, я вас спрашиваю?
Антошка нехотя поднялась.
– Вон отсюда!
Собрав портфель, Антошка медленно прошла меж замерших рядов, у Кнопкиного стола остановилась и тихо, но убежденно сказала:
– Это несправедливо!
Кнопка аж подпрыгнула.
– Вон!
В тот момент, когда за Антошкой закрывалась дверь, напряженную тишину класса взорвал звонок, но никто не пошевелился. «Хоть бы один человек за меня заступился», – с грустью подумала она, вслушиваясь в тишину за дверью, где зловещим шепотом Кнопка диктовала задание на дом.
После того, что случилось на литературе, на физику тащиться было уже просто невмоготу. Всю перемену Антошка промаялась в туалете, а когда прозвенел звонок на урок и гул в коридорах затих, а дежурные члены совета дружины, охранявшие двери на лестницу, разошлись по классам, никем не замеченная, она прокралась к выходу и выбежала на залитое мягким осенним светом крыльцо.