Дийпи переполняли чувства, которые хотелось бы как-нибудь выразить.
— Как было бы хорошо, если бы в мире не было никакого зла! — Сказала она.
— Да. Но так не будет.
— Почему?
Мольвири замешкалась с ответом. Конечно, можно было бы сослаться на Темных Князей,
являвшихся рассадниками зла, но ведь дело не только в них. Слишком многих устраивало текущее
положение вещей. Даже ее отец, блистающий и всемогущий Изначальный, изменился… Тьма
оттеняла его великолепие, наличие побежденных демонов делало его победителем, зло
становилось антитезой, благодаря которой появлялось понимание того, что есть его
противположность, добро.
«Я рассуждаю как Эдрик», — вдруг подумала Мольвири. — «Он слишком сильно на меня
влияет…»
— Не знаю, — произнесла она вслух, обращаясь к девочке. — Так все сложилось с самого
начала и продолжает складываться. Я не вижу силы, которая могла бы преобразить мир, сделать
его иным.
Дийпи смотрела на нее и молчала. При всем обаянии женщины поверить ее словам было
трудно, потому что сила, существование которой отрицала женщина, все же была, и ее действие
девочка на себе только что испытала.
***
— Эй!.. — Эдрик легонько коснулся ее плеча. — Ты не спишь?
— Я богиня, — ответила Мольвири, протирая глаза и садясь на кровати. — Боги не спят.
Взгляд Эдрика стал ироничным.
— И для чего же боги бормочут что-то бессвязное и мечутся по кровати?
Мольвири недовольно посмотрела на него, потом перевела взгляд на окно. За окном была
ночь, шумел ветер и пели цикады. В это время суток они либо разговаривали, либо читали, либо
гуляли по замку и окресностям. Но иногда они не делали ни того, ни другого, ни третьего:
Мольвири лежала или сидела на кровати, поглощенная своими мыслями или воспоминаниями, а
Эдрик медитировал, сидя на коврике в углу комнаты.
— Может быть, это и был сон, — неохотно признала она. — Но не мой. Я видела
страшные вещи. Остывающие миры. Погасшее Солнце. Бесконечные безжизненные ледяные
равнины. Мир казался раненым зверем, из которого вытекала жизнь. Я бы хотела вылечить его, но
не могла…
— Хм. Похоже, это был не сон, а кошмар. Я был прав, разбудив тебя.
— Мне кажется, я подсмотрела чей-то чужой кошмар. Но теперь он стал и моим. — Тихо
пожаловалась Мольвири.
— Ты слишком много думаешь о Последышах, — уничижительное прозвище, данное
людьми девяти проклятым Князьям, из уст Эдрика прозвучало особенно пренебрежительно. —
Вот и видишь всякую муть.
— А если это правда?
— Послушай, люди за свою жизнь видят множество снов. — Он сел на кровать рядом с
ней. — Если бы мы придавали значение каждому из них, мы бы уже сошли с ума.
— Богам не нужно спать, — сказала она сердито. — Но что такое сны, я знаю. Я видела
множество снов, пока лежала под Слепой Горой.
— Ну вот и не нужно беспокоится еще об одном.
— Это
— Другой?
Мольвири кивнула. Золотистые кудри упали вниз, почти скрыв ее лицо, а затем она
тряхнула головой, откидывая их в стороны.
— Чем он отличается?
— Сны не требуют сил, — сказала она. — А я чувствовала, что человек, который его
видит, напряжен. Сон забирал у него много сил. Но он был готов их отдать, как будто бы он хотел
видеть этот кошмар… — Она помолчала. — Нет, не так. Ему не нравилось то, что он видит. Но он
хотел видеть.
Эдрик покачал головой.
— Очень загадочно звучит. А что это был за человек?
— Не знаю.
— Он где-то здесь, в замке?
— Не знаю.
— Ну хоть что-то ты можешь о нем сказать?.. Это мужчина или женщина?.. Возраст?
Настрой, характер?
Мольвири долго молчала.
— Я думаю, это женщина. И мне кажется… она не стара. По крайней мере, ее душа не
стара. О ее характере я ничего не могу сказать. Она была как зеркало, в которое, когда смотришь
— не видишь материала, из которого оно сделано, а видишь только собственное отражение.
Взгляд Эдрика перестал быть расслабленным. «Если это одна из настоятельниц… если они
обнаружили Мольвири…» — бессмертный скривил губы. Такого поворота событий он желал
меньше всего.
Он мягко сжал плечо девушки, постаравшись не напугать ее и ничего ей не повредить.
Просто хотел приободрить.
— Если… если увидишь кого-то странного… или поймешь, что происходит что-то
странное… дай мне знать.
Эдрику не хотелось убивать настоятельниц, но если они действительно тут, иного способа
защитить богиню он не видел. Будучи тел-ан-алатритом, никаких чувств вроде «я воспитан
Школой, поэтому я должен блюсти интересы нашей организации, а не свои личные» он не
испытывал. Большинство людей находит смысл жизни, растворяя личное начало в групповом:
«мой клан», «моя страна», «моя религия»; некоторые доводят это растворение до логического
финала, становясь безумными патриотами или религиозными фанатиками — но Школа в процессе
воспитания нового ученика делала все, чтобы растворения личного в общем не происходило. Даже
в отношении самой Школы.
— Но ведь тут все странное, — пожаловалась Мольвири тоном потерянного ребенка.
Эдрик легонько провел тыльной стороной пальцев по ее щеке. Она не уклонилась, а
наоборот — потерлась щекой о его руку, словно ласкающаяся кошка. При первой встрече он
показался ей холодным и бесчувственным, но сейчас она ощущала исходившее от него тепло.