Андрей Сахаров

Эту версию приняли американские термоядерные ветераны, в частности Том Рид, с которым я познакомился в 1996 году в Дубне на международной конференции по истории ядерного оружия⁵⁰. Он мне рассказал о загадочной пропаже 7 января 1953 года и о «разгадочной» версии происхождения советской Третьей идеи. При всем его почтении к общественной фигуре Сахарова истина была ему дороже. Мне тоже. Однако, поразмыслив и сопоставив этот детективный сюжет с известными фактами, я обнаружил серьезные неувязки с хронологией. Если еще в январе 1953-го советская разведка раздобыла рецепт супербомбы, то почему это никак не проявилось в СССР? Советские спецфизики готовили Слойку, изобретенную еще в 1948 году, с триумфом испытали ее в августе 1953-го, а осенью правительство постановило продолжить ее развитие. Вплоть до начала следующего года продолжали разрабатывать и Трубу, тратя на нее значительные силы. Но ведь если бы тот загадочный американский документ попал в СССР, то и ограниченность Слойки и тупиковость Трубы стали бы известны еще в начале 1953 года. Однако в записке Зельдовича — Сахарова об А-Д-С-схеме, появившейся в январе 1954 года, ключевой (Третьей) идеи нет еще и в помине. Наконец, почему преемник Берии — министр Малышев — так сопротивлялся разработке этой идеи? И за что получил выговор Курчатов?

Услышав эти мои доводы, Том Рид решил проверить американскую сторону загадочной пропажи и отыскал в архиве объяснил Уилера об инциденте, данные агентам ФБР вскоре после пропажи. Оказалось, что стройный детективный сюжет вовсе не так строен, как его представил десятью годами позже (сознательно или запамятовав) американский «министр средмаша». Уилер вез тогда в поезде — в конверте из плотной бумаги — не один документ, а два. В туалете поезда он оставил конверт, а когда вернулся за ним и забрал, обнаружил, что из конверта исчез лишь один документ — меньший по объему⁵¹. Он тоже содержал секретные сведения, но при таком раскладе шпионская версия выглядит как-то очень странно. Неужели шпион удовольствовался малой частью возможной добычи?

Легче представить себе обычного пассажира, который, обнаружив оставленный конверт, заглянул в него (чтобы узнать, кому конверт вернуть, или просто из любопытства), увидел страшный гриф «ТОР SECRET» и какие-то атомные слова. Его бы током пронзила мысль, что он прикоснулся к атомным секретам и что оставленные им на этом проклятом листе отпечатки пальцев приведут его на такой же электрический стул, какой ожидал Розенбергов. Съел ли он, бедный пассажир, тот лист вместе с отпечатками своих пальцев или как-то иначе уничтожил его, неизвестно, но советским агентам в той истории места не осталось, что признал и сам Том Рид.

В России о заморском источнике Третьей идеи первым упомянул участник работ по ядерному оружию Лев Феоктистов. По его воспоминаниям, в начале 1954 года «внезапно появились, как свет в темном царстве, новые идеи, и стало ясно, что настал момент «истины». Молва приписывала эти основополагающие мысли <…> то Зельдовичу, то Сахарову, то обоим, то еще кому-то, но всегда в какой-то неопределенной форме: вроде бы, кажется и т. п. К тому времени я хорошо был знаком с Зельдовичем. Но ни разу не слышал от него прямого подтверждения на сей счет». И Феоктистов подытожил: «Оценивая тот период и влияние американского «фактора» на наше развитие, могу вполне определенно сказать, что у нас не было чертежей или точных данных, поступивших извне. Но и мы были не такими, как во время Фукса и первой атомной бомбы, а значительно более понимающими, подготовленными к восприятию намеков и полунамеков. Меня не покидает ощущение, что в ту пору мы не были вполне самостоятельными»⁵².

Такого рода подозрение довел до уверенности другой ветеран ядерно-оружейной физики Герман Гончаров. Имея доступ к закрытым архивам, он сделал важное историческое открытие — обнаружил в разведматериале 1948 года зерно идеи, на которой основана супербомба. И убедил себя, что именно из этого разведзерна, обнаруженного и понятого только весной 1954 года, Сахаров и Зельдович вырастили советскую супербомбу, испытанную в 1955 году⁵³. И Феоктистов, и Гончаров работали на Объекте во время рождения Третьей идеи, а впоследствии долгие годы занимались разработкой ядерного оружия, за что оба получили ученые докторские степени и звания Героев Социалистического Труда. Феоктистов свое подозрение основывал лишь на личных впечатлениях и впечатления эти изложил на общедоступном уровне. Гончаров же опирался на архивные документы, рассекреченные и опубликованные благодаря его усилиям⁵⁴.