Андрей Сахаров

После того как физики с помощью математиков распутали изображенный на схеме клубок, началось воплощение Третьей идеи в инженерную конструкцию. Главным препятствием на этом пути стал сменивший Берию на его высшем ядерном посту первый министр Средмаша Вячеслав Малышев. Он вовсе не был ретроградом, но, как государственный деятель, чтил государственную дисциплину. Он подчинял себя (и весь ядерный проект) решению правительства, принятому в ноябре 1953-го по рекомендации самого же Сахарова. Министр считал безответственной столь крутую перемену курса и прилетел на Объект, чтобы восстановить порядок:

«Он произнес страстную речь, которую можно было бы назвать блестящей, если бы только мы не были правы по существу. При этом Малышев все больше и больше терял самообладание, начал кричать, что мы авантюристы, играем судьбой страны и т. п. <…> Полностью запретить работы по «третьей идее» Малышев не мог и не хотел, а то, с каким энтузиазмом, или верней — его отсутствием, мы относимся к классическому изделию [к Слойке], было вне его контроля. Потом подобные совещания, растягивающиеся на полдня, повторялись еще несколько раз; они становились все более безрезультатными и утомительными».

В похожей ситуации семь лет спустя преемник Малышева на министерском посту и бывший красный кавалерист Е. П. Славский по рабоче-крестьянски излил свое негодование на теоретиков, которые придумывают новые изделия, «сидя в туалете, и предлагают их испытывать, даже не успев застегнуть штаны». А в 1954 году не помогло даже партийное взыскание Курчатову, вставшему на сторону физиков Объекта. Основное место в работе Объекта заняла Третья идея. Сахаров и его коллеги «были убеждены в том, что в конце концов такая стратегия будет оправданна, хотя понимали, что вступаем в область, полную опасностей и неожиданностей. Вести работы по «классическому» изделию [усовершенствованию Слойки] в полную силу и одновременно быстро двигаться в новом направлении было невозможно, силы наши были ограниченны, да мы и не видели в старом направлении «точки приложения сил».

В конце июня 1955 года комиссия под председательством Тамма одобрила новую термоядерную разработку. Ее испытание прошло 22 ноября 1955 года на Семипалатинском полигоне. Впервые в мире водородная бомба была сброшена с самолета. При этом проектную мощность специально снизили вдвое, чтобы уменьшить зону поражения. Мощность взрыва (100 хиросимских бомб) оказалась в отличном согласии с расчетом. Советские теоретики могли бы гордиться, что точность их предсказаний в десятки раз лучше, чем в американском испытании «Браво».

Браво! Брависсимо!

Разведка и физика

Советские спецтеоретики действительно гордились успехом испытания, но не тем, что точность их расчетов была выше американской. В 1955 году они этого попросту не знали. Они вообще почти ничего не знали об американской водородной бомбе, кроме того, что писалось в газетах. А в газетах, известное дело, факты сплавлены с домыслами газетчиков и с вымыслами пропаганды — и чужой капиталистической, и родной советской. Отделить первое от второго и третьего — дело нелегкое даже для профессионалов от разведки. Физикам хватало собственных забот — трудных и увлекательных. Главное, чего советские физики не знали, — что мощности американских «изделий», испытанных в 1952 и 1954 годах, были 10 и 15 мегатонн, что в 25 и 40 раз мощнее Слойки.

В это незнание трудно поверить сейчас, когда общепризнаны проникновение советской агентуры в ядерный проект США и огромный объем добытых ею сведений об американской атомной бомбе — тысячи страниц! Достаточно сказать, что в самом центре американского проекта в Лос-Аламосе действовали сразу три советских агента: Клаус Фукс, Теодор Холл и Дэвид Грингласс. Как пишут американские авторы, «это было редкостное явление, уникальное в американской истории: три человека, не зная друг о друге, исходя из политической философии решились на шпионаж в одно и то же время, в одном и том же месте, выдавая примерно одинакового рода информацию одному и тому же иностранному правительству»⁴³.

Надо, правда, помнить, что было это в годы войны с фашизмом, когда США и СССР были союзниками, когда огромная материальная помощь открыто шла к нам из-за океана и когда в Америке собирались средства населения в поддержку Красной армии. Конечно, и при таком союзничестве шпионаж оставался преступлением, и указанные трое сознательно рисковали жизнью из самых идейных — социалистических — побуждений. Добровольцев опекали профессиональные советские разведчики. Пятерым из них в 1996 году были присвоены звания Героев России за их старания, позволившие «в кратчайшие сроки ликвидировать монополию США в области ядерного оружия»⁴⁴. Эти запоздалые геройские звезды в глазах некоторых затмили звезды Героев Социалистического Труда, присвоенные физикам за 40 лет до того. И побудили усомниться в том, что поток разведданных об американском ядерном оружии не принес ничего существенного для водородной бомбы.