Читаем Андрей Сахаров полностью

Независимо от того, закреплена ли предрасположенность к теизму или атеизму на генетическом уровне или действует какой-то более сложный культурный механизм, факт истории — сосуществование обоих типов мировосприятия испокон веков и по сей день. Значит, они не зря созданы и все время воссоздаются Богом или Природой (нужное подчеркнуть). И если обладавший религиозным чувством Сахаров с такой заботой относится к атеистическим братьям по разуму, то и атеисты имеют полное право ответить тем же своим религиозным товарищам по планете.

Увы, жизнь показывает, что в начале XXI века готовность к такому мирному сосуществованию не очень популярна среди верующих и неверующих — ожесточенные схватки идут и в России, где свобода совести в новинку, и в США, где ей уже более двух веков и где отделение церкви от государства впервые в истории было включено в конституцию. (Мало кто знает, что призыв к отделению церкви от государства родился у глубоко религиозных людей — чтобы защитить мир внутренней свободы от внешней материальной власти.)

Эффектный способ миротворчества в этой сфере — обезоруживающий риторический ответ: «Ну, что я могу поделать, если Бог сотворил меня атеистом?!» Столь правдивая ирония может озадачить теиста, если он способен на доверие к инаковерующему, поскольку придется согласиться с ироничным фактом и задуматься над вопросом, почему Всевышний так никогда и не открывается некоторым людям. Но и теист самим своим существованием — особенно если это человек науки — озадачивает атеиста: приходится согласиться, что Природа не устает порождать религиозное чувство, невзирая на прогресс науки и техники.

Обоим озадаченным, вероятно, легче будет согласиться с мнением Сахарова, что религиозная вера, как и атеизм, — «чисто внутреннее, интимное и свободное дело каждого». И, стало быть, дискуссии о предмете веры (в Бога или в его отсутствие) между теистом и атеистом по существу бесплодны. Польза может быть лишь в том, чтобы убедиться в этой бесплодности и принять инаковерующих как эмпирический факт — исторически обоснованный факт человеческой цивилизации. Что уже не мало. Но и не так много по сравнению со множеством социальных вопросов, по которым вполне возможны и плодотворные дискуссии, и единство верующих и неверующих.

Атеист, глядя на верующего, может посочувствовать ему, поскольку тот, мол, придумывает себе нечто несуществующее. А верующий может сочувствовать атеисту, поскольку тот, дескать, не слышит высшую музыку бытия. Но самое важное — сочувствовать друг другу.

Эйнштейн по этому поводу сказал: «Особенно важным я считаю совместное использование самых разнообразных способов постижения истины. Под этим я понимаю, что наши моральные наклонности и вкусы, наше чувство прекрасного и религиозные инстинкты вносят свой вклад, помогая нашей мыслительной способности прийти к ее наивысшим достижениям»154. А судя по тому, что и Эйнштейну истина не всегда давалась, следует признать, что «религиозные инстинкты» могут и помогать, и мешать.

Равноправие различных взглядов на мир, как и двух полов, не делает свободу выбора личным произволом. Этот выбор делается в таких глубинах сознания, что впору усомниться, действительно ли он свободен. По сходному поводу Эйнштейн вспомнил фразу Шопенгауэра: «Человек может делать то, что хочет, но не может хотеть по своему желанию»155. Свою точку зрения человек, в сущности, открывает, уясняет для себя самого, а потом уже вырабатывает ее. В ходе интеллектуального развития даже незаурядная личность может изменить свою точку зрения, и такого рода изменения — поворотные моменты биографии.

Показательны и сходны в этом отношении религиозные эволюции Эйнштейна и Сахарова. Оба, религиозные в детстве в традиционном смысле, в переходном возрасте (около тринадцати лет) ощутили, что их детская вера, с ее постулатами и ритуалами, стала слишком тесной для их разума, и сочли себя неверующими. А в зрелом возрасте оба физика, умудренные наукой и жизнью, ощутили в себе религиозное чувство и осознали родство этого чувства со всей религиозной жизнью человечества, включая и историю атеистического взгляда на мир.

Наука и мораль, знание и вера

Мораль и наука — фундаментально различные сферы. В начале XX века математик и мыслитель Анри Пуанкаре объяснил простую грамматическую причину этого различия: научные утверждения выражаются в изъявительном наклонении, а моральные суждения — в повелительном. И одно не может следовать из другого156.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии