Андрей Сахаров

«Сейчас молекулы так же неизменны по своему числу, по своим размерам и по весу, как и в то время, когда они были сотворены. Из этой неизменности их свойств можно заключить, что стремление к точности измерений, к правдивости в суждениях и к справедливости в поступках, почитаемых нами как благороднейшие черты человека, присущи нам потому, что они представляют сущность образа Того, кто сотворил не только небо и Землю, но и материю, из которой они сотворены»¹⁵⁹.

К моменту доклада (1873) человекоподобное многобожие осталось в далеком античном прошлом, а сущность одного-единственного Творца занимала не только Максвелла. Эйнштейна, к примеру, интересовало, был ли у Творца какой-то выбор при сотворении мира. Вряд ли кто заподозрит Эйнштейна в чрезмерной серьезности, и вряд ли кто подумает, что к XX веку атеисты перестали интересоваться наукой. В Средние века говорили: «Tres physici, duo athei» — «Из трех физиков/естествоиспытателей два — атеисты». Тогда это, возможно, было преувеличением, но в XX веке — статистический факт, по крайней мере в науке США¹⁶⁰. Другой основоположник атомно-молекулярной физики Больцман подобно Эпикуру совмещал атомизм с атеизмом, хотя и выражал свой восторг перед уравнениями Максвелла словами Фауста: «Не Бог ли эти знаки начертал?»

Продолжатель дела Максвелла и Больцмана, Эйнштейн был настолько свободомыслящим иудеем, что его не занимали религиозные взгляды его предшественников. Несравненно важнее ему был новый физический взгляд на мир, который те сделали возможным. А его религиозное чувство столкнулось в XX веке с вопросами потруднее, чем у его предшественников — в XIX. Он так и не получил ответа на свой вопрос, был ли у Творца выбор при сотворении мира. А другой его вопрос, поставленный в малопочтительной форме: «Играет ли Бог в кости?» — получил, к его сожалению, положительный ответ. Речь идет о вероятностной основе нынешней физики, которую открыл сам Эйнштейн и которую он же стремился «закрыть», точнее, хотел найти под ней более глубокую причинную основу. Однако в глубине оказалось то, что удивительно напоминает clinamen — изобретенные Эпикуром и Лукрецием спонтанно возникающие флуктуации.

Вероятностная основа физики XX века дала новую возможность для взаимодействия научного мышления и религиозного чувства. Коллегу Сахарова по термоядерной физике, Эдварда Теллера, как-то спросили с американской прямотой, что он думает о Боге. Тот ответил: «Не буду говорить о вещах, которых не понимаю. Но если физик верил в Бога в 19-м веке, он вынужден был признать, что Бог — безработный, что Он создал мир, который затем развивался по законам причинности. В наше время, если я избрал веру в Бога, то, в силу квантовой механики, для Него есть работа — будущее не определено»¹⁶¹. Отсюда можно понять, что сам Теллер избрал для себя неверие.

Неопределенность грядущего означает, что оно зависит от наших действий. Добавится ли к этому Божья помощь, тоже зависит от поведения человека, если он верит в Такую помощь. И даже если не верит. Об этом английская пословица: «Бог помогает тому, кто помогает себе сам». И об этом же недоумение визитера, увидевшего подкову на двери Нильса Бора. «Неужели, профессор, вы верите, что подкова приносит счастье?!» — воскликнул гость. «Ну что вы! — ответил Бор. — Конечно, нет. Но говорят, она приносит счастье даже тем, кто в это не верит».

Ответственность за будущее присуща не только физикам с религиозным чувством (и с чувством юмора), но научно укрепить душевные силы могут, вероятно, лишь они. Вот как это делал Сахаров, который охотно применял слово «судьба», каким-то образом соединяя представление о ходе событий, над которым человек не властен, и ощущение, что от действий человека этот ход зависит, что человек каким-то образом свою судьбу заслуживает. Сахарова как-то спросили, верит ли он в судьбу: «Я почти ни во что не верю — кроме какого-то общего ощущения внутреннего смысла хода событий. И хода событий не только в жизни человечества, но и вообще во вселенском мире. В судьбу как рок я не верю. Я считаю, что будущее непредсказуемо и не определено, оно творится всеми нами — шаг за шагом в нашем бесконечно сложном взаимодействии». Журналист попросил уточнить, полагает ли Сахаров, что всё «в руце человечьей», а не «в руце божьей». Физик ответил: «Тут взаимодействие той и другой сил, но свобода выбора остается за человеком»¹⁶².

Понятие «смысл» совмещает несовместимые на первый взгляд идеи свободы и взамозависимости. Быть гарантом смысла бытия — «смысла вопреки видимому бессмыслию», по мнению Сахарова, единственная забота Бога¹⁶³. А человеку стоит иметь в виду, что «к счастью, будущее непредсказуемо, а также — в силу квантовых эффектов — и не определенно». Так он — в письме из горьковской ссылки — утешил близкого ему физика-правозащитника¹⁶⁴.