Андрей Сахаров

У Сахарова в «Воспоминаниях» слово «судьба» появляется, когда он разглядывает с каким-то особенным любопытством и тщательностью толчки — порой малозначительные, которые предшествовали крутым поворотам его жизни. Как будто он хочет переложить на судьбу часть ответственности за свои решения. То он «не хотел торопить судьбу, хотел предоставить всё естественному течению, не рваться вперед и не «ловчить», чтобы остаться в безопасности», то «судьба продолжала делать свои заходы вокруг» него, то она «толкала к новому пониманию и к новым действиям». А в предпоследний год своей жизни даже сказал: «Судьба моя оказалась крупнее, чем моя личность. Я лишь старался быть на уровне собственной судьбы»¹²⁵.

К примеру, он сам не очень понимал, почему вмешался в академические выборы лысенковца Нуждина: «Почему я пошел на такой несвойственный мне шаг, как публичное выступление на собрании против кандидатуры человека, которого я даже не знал лично?» Он упомянул и серьезные соображения (известные, впрочем, тогда всем) и вспомнил, как некий академик подначил его, что ему «слабó выступить на общем собрании». А подытожил так: «Окончательное решение я принял импульсивно; может, в этом и проявился рок, судьба».

У истоков еще более важного решения — изложить письменно свои «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе» — он поставил замечание одного своего знакомого, что хорошо бы написать статью «о роли интеллигенции в современном мире». Каким бы глубоким ни был его предшествующий анализ, принимая решение по важнейшим для него вопросам, он фактически просто подчинялся своей интуиции, шла ли речь о физике или о голодовке. Подчинялся научной интуиции и интуиции моральной. Интуицией (от латинского intueor — пристально смотрю) называют способность прямого усмотрения истины без обоснования с помощью доказательства. Эта способность не безошибочна, но лишь с ее помощью можно шагнуть в незнаемое¹²⁶.

Даже если достижения Сахарова в чистой науке не дают оснований причислять его к великим физикам, с ними его роднит сила интуиции и доверие к ней. По поводу своей наиболее успешной физической идеи (о барионной асимметрии) Сахаров заметил, что исходным стимулом для него было обстоятельство «из области интуиции, а не дедукции».

Доверие к собственной интуиции вовсе не обязательно ведет к триумфам — великий Бор много лет был привержен гипотезе несохранения энергии в микрофизике, Эйнштейн много лет безуспешно искал геометрическую единую теорию. Но с молчащей интуицией вообще не сделаешь принципиально нового шага. Интуиция необходима в любом творчестве, и великих творцов отличает способность к духовному одиночеству в приверженности своей интуиции¹²⁷. Можно опасаться, что интуиция обманет и поведет в тупик. Но что может показать дорогу, кроме интуиции?

Совсем иное — объяснить свое решение, убедить других в правильности своего понимания. В одном человеке редко соединяются выдающийся исследователь и выдающийся пониматель или популяризатор. Слишком различаются умение прокладывать путь в неведомой земле, умение ориентироваться в сложном рельефе уже исследованной территории и умение составлять путеводитель для тех, кто впервые направляется туда.

Способность объяснять ход своей мысли и убеждать не была самой сильной стороной Сахарова. Встретившись с ним в середине 1950-х годов, после долгого перерыва, однокурсник с удивлением обнаружил, что «манера изложения Андрея не имеет ничего общего с той старой, довоенной. Все было логично, последовательно, систематично, без столь характерных для молодого Сахарова спонтанных скачков мысли». Жизнь заставила — приходилось многое объяснять и своим сотрудникам, и, «может быть, самое трудное, генералам»¹²⁸.

Спустя десятилетие ему предстояла задача еще труднее, чем объяснять генералам физику «изделий». Жизнь заставила его объяснять нечто совсем нефизическое — хотя и неразрывно связанное с его работой. И проблема была слишком взрывоопасной, чтобы откладывать решение до полной академической ясности. Перемирие, обеспеченное на время смертельным страхом взаимоуничтожения, надо было превратить в устойчивый мир. Как? Сахаров предложил общее решение, называемое иногда «принципом Сахарова», — основывать внешнюю и внутреннюю политику на взаимосвязи мира, прогресса и прав человека. Но это общее решение предполагает конкретные действия в данных конкретных исторических условиях. Как искать эти действия? На этот вопрос Сахаров отвечал прежде всего себе: «Не давая окончательного ответа, надо все же неотступно думать об этом и советовать другим, как подсказывают разум и совесть».

Тому же простому рецепту — как подсказывают разум и совесть — Сахаров следовал в еще более сложной правозащитной области. Более сложной, потому что ему приходилось принимать решения, когда неизвестных было много больше, чем уравнений, и когда в качестве неизвестных оказывались столь сложные объекты, как человек.