Читаем Андрей Сахаров полностью

В те же годы Зельдович привел Сахарова в дом генетика Н. П. Дубинина, где тот ставил свои эксперименты на мухах-дрозофилах, многократно высмеянных в советских газетах. Поэтому, когда Сахарову понадобилось узнать генетическое воздействие радиоуглерода, он был подготовлен и в своей статье процитировал рукопись Дубинина.

Нетрудно представить себе чувства Сахарова, когда он в июне 1964 года на общем собрании Академии наук узнал, что намечено выбрать в академики одного из ближайших соратников Лысенко: «Во мне вновь вспыхнули антилысенковские страсти; я вспомнил то, что я знал о всей трагедии советской генетики и ее мучениках. Я подумал, что ни в коем случае нельзя допускать утверждения Общим собранием кандидатуры Нуждина».

При выборах в академию кандидатуры в разных науках выдвигаются соответствующими отделениями, а общее собрание — академики всех специальностей — тайным голосованием обычно утверждает решения отделений, доверяя мнению коллег-специалистов. Физик Сахаров решил голосовать против, не зная, что накануне биохимик В. А. Энгельгардт и И. Е. Тамм договорились тоже выступить на общем собрании против кандидатуры Нуждина.

В своих «Воспоминаниях» Сахаров пишет, что выступил первым. Архивная стенограмма свидетельствует, что память его подвела — первым выступил Энгельгардт156. Та же стенограмма говорит, что для такой ошибки была уважительная причина. Дело в том, что Энгельгардт избрал очень академический способ агитации — он говорил о том, что не знает за Нуждиным «каких-либо вкладов практического характера», что не нашел ссылок на его работы в монографиях и в ведущих журналах за последние годы.

А Сахаров назвал вещи своими именами. И призвал «всех присутствующих академиков проголосовать так, чтобы единственными бюллетенями, которые будут поданы «за», были бюллетени тех лиц, которые вместе с Нуждиным, вместе с Лысенко несут ответственность за те позорные тяжелые страницы в развитии советской науки, которые в настоящее время, к счастью, кончаются».

Выступление Тамма довершило дело — Нуждина провалили.

Двадцать лет спустя, в горьковской ссылке, оглядывая цепь событий, которая привела его туда, Сахаров отметил поворотное — «роковое» — значение двух очень разных факторов: его многолетней продуманной борьбы за прекращение наземных испытаний и импульсивного трехминутного вмешательства в академическую карьеру биолога, лично ему незнакомого. Проблема испытаний открыла для его размышлений область высшей государственной и международной политики. А короткое выступление в академии открыло его как общественного деятеля, когда он об этом и не помышлял.

Лысенковщина была не просто язвой биологии — это было наследство сталинизма. Поэтому и выступление Сахарова было воспринято как выступление общественное. Впервые о секретном академике узнали за пределами спецфизики. Узнали, что он не только секретный физик.

<p><emphasis>Глава пятая</emphasis></p><p>ОТ ВОЕННОЙ ФИЗИКИ</p><p>К МИРНОЙ КОСМОЛОГИИ</p>Изобретатель или теоретик?

Объясняя, почему он в 1962 году не ушел немедленно с Объекта, Сахаров назвал заботу о запрете испытаний хотя и главной, но лишь одной из причин. Другая причина — уходить ему, собственно, было некуда. Не в том, конечно, смысле, что для него не нашлось бы места в каком-нибудь из институтов Академии наук. Но чем он там займется? Теоретической физикой? Это был нелегкий вопрос для него — с его честностью и чувством собственного достоинства, с его манерой поведения, «внешне скромной, а на самом деле совсем наоборот».

Сохранилось предание, что после выборов 1953 года у Ландау спросили, как он оценивает новоизбранного физика-теоретика. Ландау переспросил, кого имеют в виду, и, услышав, что Сахарова, ответил: «Ну какой же он теоретик?! Он — физик-изобретатель». Действительно, Сахаров тогда — и еще добрый десяток лет — работал как физик-изобретатель. Да, начинал он как теоретик, но сколько нынешних бизнесменов и политиков начинали с кандидатской диссертации по физ-матнаукам?

Это был болезненный вопрос для Сахарова. В его памяти запечатлелось, как он — после нескольких лет на Объекте — приехал в Москву и, встретив В. Л. Гинзбурга, рассказал ему о какой-то чисто научной идее. Тот усмехнулся и сказал: «Да вы не только бомбочкой, но и физикой хотите заниматься?!» И Сахаров задним числом согласился, что совмещать такие вещи «оказалось очень трудно, в основном невозможно».

Запомнил он и печаль в словах отца, за несколько недель до его смерти в конце 1961 года: «Когда ты учился в университете, ты как-то сказал, что раскрывать тайны природы — это то, что может принести тебе радость. Мы не выбираем себе судьбу. Но мне грустно, что твоя судьба оказалась другой. Мне кажется, ты мог бы быть счастливей».

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии

Все жанры