Андрей Сахаров

Другой случай принципиальности Тамма мог бы поссорить учителя и ученика, если бы учитель не был Таммом, а ученик— Сахаровым. Вспомним, что отзыв, с которым в октябре 1953 года 32-летнего Сахарова избрали академиком, минуя ступень члена-корреспондента, подписали Курчатов, Харитон и Зельдович. Отсутствие подписи Тамма — учителя Сахарова и руководителя отдела, в котором он работал в ФИАНе и на Объекте, — не могло быть случайным.

Как Тамм оценивал тогда своего ученика, ясно говорит его отзыв на докторскую диссертацию Сахарова в начале июня, за несколько месяцев до выборов в академию:

«А. Д. Сахаров является одним из самых крупных ведущих физиков нашей страны. Недостаточно было бы сказать, что он обладает широкой эрудицией — весь стиль его творчества свидетельствует о том, что физические законы и связи явлений для него непосредственно зримы и ощутимы во всей своей внутренней простоте. Этот дар, в сочетании с редкой оригинальностью научной мысли и напряженностью научного творчества, позволил ему в течение последних 5 лет выдвинуть три научно-технические идеи первостепенного значения. Каждая из них основана на применении неожиданных сочетаний бесспорных физических положений, позволяющих указать принципиально новые и притом исключительно эффективные пути решения актуальных проблем новой техники. Первостепенное государственное значение этих идей А. Д. Сахарова привело к тому, что в настоящее время для практического их осуществления затрачиваются очень большие человеческие и материальные ресурсы. При этом общее идейно-научное руководство всей этой обширной деятельностью чрезвычайно успешно осуществляется самим А. Д. Сахаровым. Не может быть сомнений в том, что А. Д. Сахаров заслуживает не только ученой степени доктора физических наук, но и избрания в Академию наук СССР»¹¹⁵.

Последние слова подразумевали избрание в члены-корреспонденты. Почему же Тамм не присоединился к рекомендации миновать эту ступень и избрать Сахарова сразу академиком, раз такая возможность представилась? Вряд ли он мог поставить свою подпись под отзывом, в котором область новой военной техники была названа «важнейшей областью физики» и утверждалось, что научно-технические идеи Сахарова «определяют пути важнейшей части советской физики». Это уже не просто преувеличение, это — неправда. Тамм не смешивал «первостепенное государственное значение этих идей Сахарова» с их научным значением и понимал, что возможность избрать Сахарова академиком предоставлена правительством. Да, советское правительство оплачивает все расходы Академии наук и, в соответствии с пословицей, может «заказывать музыку». Однако Тамм считал неприемлемым, когда правительство вмешивалось в саму музыку, когда грубая рука сверху указывала академии, кого ей избирать, а кого нет. Такое уже было в 1943 году, и тогда Тамм и Капица противостояли государевой воле избрать Курчатова сразу в академики, минуя членкорство. При этом к самому Курчатову и Тамм и Капица относились вполне хорошо, и тот, видно, понимал их бескорыстные мотивы, поскольку на их отношения тени это не наложило.

Однако в 1953 году Курчатов, как «деятель сталинской эпохи», не видел худого в том, чтобы выполнить руководящее указание (а скорее даже подсказал его) и обеспечить выборы молодого талантливого физика и чистого человека, даже если пока его талант раскрылся в основном в области «новой техники», а не новой физики: советская наука в целом выиграет, если во главе ее будут такие люди. Подобная логика вряд ли могла удовлетворить Тамма. В том обществе, в котором он жил, многое подлежало исправлению. И Тамм знал, что наряду с курчатовскими соображениями в сверхбыстром академическом возвышении Сахарова участвовали соображения совсем иного характера. Когда он предложил как-то министерскому начальству взять на Объект неких молодых специалистов, то услышал в ответ: «Что же тут у вас все евреи! Вы нам русачков, русачков давайте».

В начале ядерного проекта, когда выбирать было некогда и особенно не из кого, анкетные данные физика не имели решающего значения и на высших научных позициях в Проекте оказалось слишком много «инвалидов пятой группы», как иногда именовались «анкетные» евреи. Ситуация требовала «оздоровления». Спустя несколько лет появились первые специально подготовленные кадры и вместе с ними возможность вести «кадровую политику», которая, разумеется, отражала общегосударственную политику. В этих условиях «русак» Сахаров, да к тому же еще столь талантливый, был просто находкой.

Он сам понимал, какие виды на него имелись у начальства. Рассказав о своем отказе вступить в партию в 1948 году, он добавил: «Я думаю, что если бы я дал согласие, то мне, вероятно, предназначалась крупная административная роль в системе атомной науки — может, место научного руководителя Объекта или рядом с ним, какая-то параллельная должность. Пользы от этого для дела было бы мало — какой из меня администратор!»