В это же самое время на Объекте отрицательное отношение к советскому вмешательству в Венгрии открыто выразил человек совсем другой социальной ориентации — Николай Дмитриев. За это его исключили из партии (хотя позже и восстановили)107. Это был тот самый математик Дмитриев, который помог Сахарову убедить Зельдовича в правильности Третьей идеи — оба физика необычайно ценили его талант. «Коля [Дмитриев] всегда интересовался общими вопросами — философскими, социальными, политическими. В его позиции по этим вопросам ярко проявлялись абсолютная интеллектуальная честность, острый, парадоксальный ум» — так писал Сахаров много лет спустя, когда считал, что нонконформист Дмитриев «в равной мере противостоит» и официальной идеологии и его, сахаровской позиции. Дмитриев — единственный сотрудник Объекта, кто приходил домой к Сахарову уже после появления его политических работ в сам- и тамиздате. Приходил с просьбой дать их почитать и обсудить. И тогда, и после исчезновения «социалистического лагеря», в 1990-е годы, Дмитриев был не согласен со взглядами Сахарова и не сомневался в правильности марксизма и коммунистических идеалов, считая при этом, что советская реализация этих идеалов имела серьезные дефекты. Но разделенность мира на две противостоящие социальные системы Дмитриев считал фундаментальной и через призму этого противостояния смотрел на все политические события.
Противостоящая — американская — сторона в некотором смысле была лучше видна из Объекта, чем из других мест страны. Библиотека Объекта получала журнал «Bulletin of Atomic Scientists» — «Бюллетень ученых-атомщиков», основанный американскими коллегами Сахарова, озабоченными социальными последствиями высоконаучного оружия. Их руками был выпущен из бутылки ядерный джинн, но они же показали пример социальной ответственности. Особенно Сахарова притягивала фигура Лео Сцилларда, одного из главных инициаторов американской атомной бомбы, а после ее создания — одного из главных ее противников108. Это было предметом его бесед с Виктором Адамским наряд у с другими темами, выходящими за рамки спецфизики: «Я любил заходить к нему поболтать о политике, науке, литературе и жизни в его рабочую комнатушку у лестницы».
В библиотеке Объекта, однако, нельзя было познакомиться с самой многотиражной книгой на земле — в советских библиотеках было хоть отбавляй лишь «критической» литературы о ней. Адамский подарил первоисточник Дмитриеву к его дню рождения в 1952 году, и Библия произвела на него глубокое впечатление, отнюдь не сделав его при этом религиозным109. Это говорит о том, чем интересовались и что могли себе позволить обсуждать физики и математики Объекта.
Разумеется, вокруг Сахарова хватало людей, которых по-настоящему увлекала только физика, а то и просто спецфизика: как придумать «изделие» вот таких-то размеров и вот такой-то мощности…
Как ни странно, в 1953 году — во время первого сахаровского триумфа — он сам казался полностью сосредоточенным на физике. И казался таким самому близкому для него тогда человеку в науке.
В октябре 1953 года, через пару дней после академических выборов, Тамм ответил на поздравительную телеграмму вдовы своего ученика Семена Шубина:
«Только что, заехав на минуту домой, я получил Вашу телеграмму, отправленную 2,5 часа тому назад, и отвечаю на нее первую — я никому еще не отвечал. Из всех полученных мною поздравлений — Ваше самое для меня дорогое. У всякого человека, прожившего такую долгую, разнообразную и нелегкую жизнь, как моя, постепенно создается свой собственный незримый Пантеон. В нем Семен Петрович [Шубин] занимает совсем особое место. Во-первых, я всегда считал его самым талантливым не только из моих учеников — а я ими избалован, — но из всех наших физиков, по своему возрасту соответствующих моим ученикам. Только в последнее время появился Андрей Сахаров — трудно их сравнивать и потому, что времени много ушло, и потому, что научный склад у них разный, и потому, что Сахаров полностью сосредоточивает все свои духовные силы на физике, а для С. П. физика была только «prima inter pares» (первой среди равных. —
Итак, после восьми лет близкого знакомства с Сахаровым — сначала аспирантом, затем ближайшим сотрудником — Тамм считал, что тот «полностью сосредоточивает все свои духовные силы на физике».
Сахаров смотрел на их отношения совсем иначе. Рассказывая о четырех физиках, оказавших на него наибольшее влияние, он подчеркнул: